Но активизация человеческого фактора не есть трансформация человека в некое иное состояние или превращение его во внешнюю силу, рассчитанное средство общественного развития, а переключение самих общественных отношений на возвышение человека, смыкание в нем виртуальных глубин бытия и запредельных высот духа, а следовательно, и «выпрямление» человека в общении индивидов, как таковых.
В своей отчужденности общественные отношения растирают человека, делают его существом, мечущимся из одного горизонта общественной жизни в другой, не социально мобильным, а случайным в сущности. Только в идее человек предстает как «совокупность общественных отношений», а практически общественные отношения разрывают его на качества, роли, функции. Он еще рядом друг с другом — экономическое, политическое, производящее, потребляющее, играющее, веселящееся и т.п. существо. Он не только внешне, но и внутренне в провалах. Внутренняя природа его выжата до "узкого человека", готового сломаться, «мыслящего тростника». В общественных отношениях задействованы погашенные в способностях потребности и сведенные к потребностям способности, централизовано нутро человека, а сам он сведен к точке приложения внешних сил, поэтому вместо глубины общения — "уплощенность" отношений, душевно-духовного возвышения человека — транссубъектное, дальнодействующее "мы", вместо творчества — всеобщее подражание, заражение, внушение, вместо идеалов — мода и рынок. Но в то же время углубить свое бытие и устремиться к духу человек может только через преобразование общественных отношений, сплавление их в строе человеческих отношений. Это ставит перед активизацией человеческого фактора сложные задачи, связанные с проявлением не частичных, а коренных преобразований, касающихся самой общественной сущности человека.
Необходимо свергнуть господство "органически всеобщего", которое довлеет над индивидами, для того чтобы поднять на его уровень свободные индивидуальности. В этом плане демократизация, перестройка общественных отношений направлены на активизацию каждого отдельного индивида, но все это должно вызывать дополнительно и нерегламентированный духовный подъем, становление свободных индивидуальностей как идеальных тотальностей.1 И это такое обратное движение, в котором на смену ломаемых внешних, формальных уз должны прийти узы духовные, на место институтов — ассоциации индивидов. Ведь свободным индивидуальностям отвечают только свободные отношения.2
Но свободная индивидуальность и идеальная тотальность могут утверждаться лишь по ту сторону наличных общественных отношений. Общественные отношения могут в них лишь опосредоваться, размыкаться. Все в них должно стать промежуточным между свободной индивидуальностью и идеальной тотальностью человека. Следовательно, духовный подъем это не просто ответное на перестройку общественных отношений движение в народных массах, а само возведение новой надстройки. Духовный подъем, вызываясь перестройкой, фундируется истоками человека и перекрывает ее в новых человеческих отношениях. Собственно духовный подъем и есть утверждение нового порядка в общественной сущности человека.
Но следовательно, и не вместо внешних уз — духовные узы, не вместо институтов — ассоциации, а по ту сторону внешних уз — утверждение уз духовных, по ту сторону институтов — развитие ассоциаций свободных индивидуальностей (провозвестником которых являются неформальные объединения). При этом происходит (вертикально) душевно-духовное опосредование (горизонтально) опосредованного в общественных отношениях; снятие формального в содержательном, внешней необходимости в свободах; утверждение свободной индивидуальности как непосредственно "идеальной тотальности для-себя-бы-тия"; преодоление в становлении человека уплощенного бытия в качестве стимул-реактивного существа. Не взамен одних отношений другими, а диалектическое отрицание вообще общественных отношений для подчинения их человеку. Только так можно сохранить живую душу человека: духовно перекрывая перестройку, активизировать индивидуальности. Только в идеальной тотальности человек функционирует как свободная индивидуальность.