Но покуда общественные отношения существуют как таковые, то, следовательно, изменять их нужно целенаправленно для активизации человеческого фактора. Иначе его источники в виде преимуществ человека перед собой иссякнут. Действительность человека внутри себя увянет как совокупность возможностей, и сама общественная сущность его распадется на отдельные существования атомизированных индивидов. Дух улетит из душ.
Изменения общественных отношений должны производиться в рамках самой общественной сущности человека. Сущностные изменения и дают преимущества человеку перед собой. И наоборот, изменения в общественной сущности человека и открытие новых возможностей (преимуществ перед собой) означает утверждение новой сущности, более высокого порядка. Без преимуществ человека над собой в сущности (при одновременном утверждении ее в новом порядке) вообще нет человека. Но, возникая в общественных отношениях, преимущества человека не повисают в воздухе, а реализуются в изменениях бытия индивидов, включая сюда и внешние различия их. При этом действительность предстает, с одной стороны, в человеческом духе (сущности нового порядка), с другой — в самодеятельности индивидов (человеческом факторе в его конечных проявлениях).
По существу здесь речь идет о революционных преобразованиях в общественных отношениях, без которых человеческий фактор активизироваться не может, преимуществ перед собой человек не приобретет. Нo революционные изменения начинаются не с самой сущности человека или с существования его, а со среднего уровня — с системы политических отношений, распространения демократии на все сферы общественной жизни с закреплением ее в экономических и культурных преобразованиях. При этом важно отметить, что сама демократизация, с одной стороны, выходит на необходимость экономических преобразований во имя интересов в максимуме каждого индивида, в минимуме всех социальных групп, слоев, классов, общностей и, следовательно, пробуждает человеческий массив, с другой стороны, — на задачи духовного раскрепощения человека, культурных преобразований в обществе. Если речь идет о революционных преобразованиях, то, следовательно, они должны быть доведены и до коренных преобразований в культуре. Таким образом, между радикальной экономической реформой и культурными преобразованиями есть необходимое соответствие, которое нужно практически выдерживать, а не пускать на самотек.
Но для экономики "достаточно" реформы, для культуры же одной реформой не обойтись. Здесь нужны перманентные изменения. Почему при этом нужно говорить именно о культуре, а не о социальной сфере, на которую обращается много внимания теперь? Социальная сфера смыкается с экономикой, на развитие ее нужно выходить одновременно с экономическими преобразованиями. Но все это — обеспечение жильем, развитие здравоохранения, расширение и улучшение услуг населению, удовлетворение спроса в товарах широкого потребления и т.п. — имеет целью обратную отдачу от человека в развитии производства. Здесь он — средство социально-экономического развития общества, т.е. поворот на социальную сферу рассчитывается для экономики.
Но есть сферы более высокого порядка, в которых происходит самоцельное развитие человека, в них человек переступает необходимость материального производства именно как свободный человек, а не как прожигатель жизни, гедонист с неразумными потребностями.
В то же время в усилении социальной политики нужно усматривать не только возможный экономический эффект, но и субъективные предпосылки революционных преобразований в культуре, духовного освобождения человека в конечном счете. Объективными же предпосылками здесь предстают новые экономические формы хозяйствования.
Отсюда возникает необходимость не просто культурных преобразований, а "революции в культуре" в условиях перестройки, отличающейся от "культурной революции" в прошлом. Экономическое преимущественно связано с существованием человека, культурное — с сущностью (или сущностными силами) его.
"Революция в культуре" должна означать утверждение духовного единства человека на основе экономических преобразований, ориентированных на интересы отдельных индивидов и трудовых коллективов. Самофинансирование, самоокупаемость, самоуправление — за всем этим эмпирически отдельные индивиды. Но конкретный человек (не то же самое) не будет "работать" без всеобщего подъема в духе, без тотального отношения к действительности, без вызова перед историей, без дерзостей в творчестве, философски — без трансцендирования границ своего существования в самой общественной сущности. И возможно экономическая реформа в условиях совершенствования социализма как раз и перерастает в "революцию в культуре", дает человекотворческий эффект. В этом во всяком случае и должна заключаться ее социальная направленность, человеческий смысл.