Блуждающий дух человека
Э.В. Ильенков писал, что «…И воля и сознание людей определяется ... объективной идеальной формой, а выражено в ней, «представлено» ею, определенное общественное отношение самих людей, которое принимает в их глазах фантастическую форму отношения между вещами». «Идеальная форма ... противостоит индивидуальному сознанию и индивидуальной воле как форма внешней вещи». Но как можно выступать субъективно в мышлении в качестве отдельного «имярек» от имени всеобщих «форм идеальности», существующих независимо от него? То есть спрашивается, как можно, будучи одной стороной общественных связей, выступать и от имени другой, для того чтобы фиксировать их в целом?
Конечно, наше мышление функционально к этим общественным формам идеальности. Нужно вообще исходить из того, что Я не изначально, а всегда функционально к предметной деятельности. Более того, в исходном мы предварительно пребываем в чужом для себя состоянии (других) и в деятельности обретаем Я. Отчуждение всегда и предваряет движение к себе. Однако при этом есть, по всей вероятности, и обратное движение, возвращение в платоновское «царство идей», в котором наша душа прежде сложилась, и ее теперь нужно пробудить, чтобы соответственно начало развертываться общение как отображение о другие души в мире сем. При этом возвращении происходят также и выходы на творчество, с приращениями к «телу» культуры.
Но если так, то и сами «формы идеальности» должны сниматься в познании. И только тогда они могут быть постигнуты как таковые, что сам Э.В.Ильенков не эксплицирует, но втуне, видимо, это имеет место. Потому что для того, чтобы быть познанным, они должны быть перекрыты в познании (творчестве). То есть человек в познании как раз и выступает третьим существом. Но в нем не единичный индивид перепрыгивает объективную реальность, а впервые срабатывает трансцендентальный субъект, в коем единичный индивид исчезает. Это было характерно для Э.В.Ильенкова, хотя по этому поводу он и не тематизировал.
Личность не может знать свою общественную сущность (как предикат по отношению к субъекту суждения), если она не свободна в ней. Человек не может знать мира, к которому принадлежит, если не превышает его в своей субъектности. Часть не может знать целое, если не переходит его границы. И наоборот, знать — это значит превышать то, что познается. Вопрос в том, куда, во что происходит это превышение?
Но может несколько по другому обстоит дело: часть становится тождественной целому и именно за счет этого постигает его и себя в сущности? Так ведет себя, например, интеллигенция. Общественная сущность для нее обжитой, родной дом. И вся штука в этом отождествлении. Но сущность человека не застывший порядок вещей, а «дом», который носит с собой. И может быть «домом» Э.В.Ильенкова был не Гегель, а музыка Вагнера, если не ошибаюсь, которую он любил? Гегель не принадлежит каждому. Музыка Вагнера, может быть тоже не принадлежит каждому, но это, вероятно, по Ильенкову, есть то целое, которое должно одновременно принадлежать всем и каждому, в котором возможное спасение. Такие реминисценции возникают невольно при воспоминании об Э.В.Ильенкове.
Удивительно именно то, что часть (индивид) способна быть целым (общественной тотальностью). Без этого человека нет. Но это и напряженное душевно-духовное борение, требующее непрерывной отдачи сил и способностей. То есть часть есть целое не в виде состояния, а в качестве многовекторных устремлений. А поэтому и разрывается человек в потребностях и способностях, в движениях одновременно во все стороны, все его манит и во всем невозможно одновременно себя удовлетворить и реализовать. Время и пространство уже заключают в себе исходное противоречие бытия человека.
Но может быть и наоборот: только свою общественную сущность знает человек, но не себя как свободную индивидуальность? Одно рефлектируется другим. То есть если он знает свою общественную сущность, то себя он знать не может, потому что знает ее за счет себя. Если он знает общественную сущность, то непосредственно есть индивидуальность. А если он знает себя, то кто есть тогда общественное существо? Но может быть тогда истина где-то «посередине», в сознании, а не в сущности или существовании? Или просто в уравнивании сущности и существования, т.е. в том, что целое сводится к части?
Но в этом уравнивании малого и большого само большое должно открываться еще большим из малого. Истина все-таки есть процесс, в котором находится человек, а вовсе не конечное состояние его. Малое не просто уравнивает с собой большое, а идет дальше, и в этом все дело. Хотя большое с малым уравняться не может, оно всегда ограничено, самодовольно, статично. Так что если истина и «посередине», то не в том смысле, что она сводит к себе малое и большое, нейтрализует их, а открывается еще большим или открывается бесконечной перспективой малого.