«Путешествие духа по душам» несостоятельно, если его представлять как движение в горизонтали отношений между индивидами. На самом деле оно предполагает пересечение отношений. То есть если «путешествие духа» и возможно, то только за счет становления человека от бытия к духу. Это функция, причем частная, возвышения человека. Единство духа опирается на материальные различия в отношениях индивидов. Но оно должно перекрывать их, чего нам теперь явно не хватает, образовался обратный перекос к вещам. Это и происходит в общении. Но при этом, только опредмечиваясь в деятельности, т.е. внося себя в междумирье отношений, человек выходит на единство в духе.
В противовес современным формам массового «общения», или тусовок, или иных каких-то шоу подлинно человеческое общение подхватывает деятельность в духе и обращает творчество к бытию, распредмечивает деятельность и опредмечивает творчество. Но в целом общение одновременно опосредует движение человека от бытия к духу и от идеального к реальному. Оно не в плоскости чисто духовных отношений. Но и не в материальных отношениях, а протекает в превращении материального в духовное и обращении идеального в реальное. Это, по выражению Г.С.Батищева, душа культуры. В нем-то и пульсирует человек как общественное существо: от субъекта до субстанции, от индивидуальности до тотальности, от уникальности до универсальности. И бытие — в — сознании и сознание — бытия — функции общения. Оно поясняется духом и фундируется бытием. Но ни к тому, ни к другому не сводится. Или в нем движение от бытия к духу есть движение от духа к бытию. Это, конечно, горизонтный мир человека, но он дан в связи бытия и духа.
Человеческие отношения горизонтальны, но осуществляются они только в вертикали становления человека. Мы непрерывно выходим в духовности из отношений, пребываем над ними. Духовное не относительно, оно есть прибежище свобод человека. И наоборот, отношения в своей действительности осуществляются не в отождествлении индивидов (подражании, заражении, внушении и т.д., чего развелось нынче полным полно), а в духовном подъеме, в вырастании из них человека.
Обособление индивидов возможно лишь в сфере материальных отношений. Напротив, в духовных отношениях люди едины, хотя социально-исторически это выражается в различных уровнях сознания или отличии эмпирического человека от «идеи» человека. Материальные отношения — это отношения различия между людьми, причем они ближе, непосредственнее к отдельным индивидам. В то время как духовные отношения есть отношения единства в конечном счете.
Очевидного единства между индивидами нет. Очевидны различия, начиная с индивидуальных и кончая социальными, однако есть единство в конечном счете, от того и неуловим дух, что не всегда покоится на пределах эпохи. Определяясь в своем содержании социально-экономическими различиями, духовность в свою очередь выявляет сущностные силы человека во внутренних пределах эпохи.
Собственно, перед нами не проблема материального или духовного единства как таковая, а проблема самого человека. Нужно говорить не столько о духе (единстве), сколько о внутреннем человеке. Иначе мы вслед за ним впадем в блуждания. Но это и не округлый, со всех сторон замыкающий человека гегелевский абсолютный дух, а само становящееся социально-историческое единство человека во всей его проблематичности, открытости, многообразности; не внешние границы человека, а общественные различия индивидов, которые никак не хотят, но должны бы становиться их свободами.
Э.В.Ильенков не говорил о «блужданиях духа», он писал о «всеобщих формах идеальности», которые носят объективный характер, и наоборот, морфология идеального, сквозящая во всех его произведениях, не оставляет места для «блужданий духа». Но дух в своей неизбывной демоничности прорывается сквозь любые формы идеальности, которые противостоят человеку. Это и произошло с тоталитарным обществом, это возможно и с обществом индивидуалистическим, несмотря ни на какие демократические свободы, потому что они зачастую представляют собой миф или во всяком случае формальные свободы. Конечно, нам в любых условиях не хватает морфологии, как психологически, так и в реальных отношениях, в этом и заключается всегдашняя ущербность демократии, которую надо шлифовать и шлифовать.