Удивительно именно то, что часть (индивид) способна быть целым (общественной тотальностью). Без этого человека нет. Но это и напряженное душевно-духовное борение, требующее непрерывной отдачи сил и способностей. То есть часть есть целое не в виде состояния, а в качестве многовекторных устремлений. А поэтому и разрывается человек в потребностях и способностях, в движениях одновременно во все стороны, все его манит и во всем невозможно одновременно себя удовлетворить и реализовать. Время и пространство уже заключают в себе исходное противоречие бытия человека.
Но может быть и наоборот: только свою общественную сущность знает человек, но не себя как свободную индивидуальность? Одно рефлектируется другим. То есть если он знает свою общественную сущность, то себя он знать не может, потому что знает ее за счет себя. Если он знает общественную сущность, то непосредственно есть индивидуальность. А если он знает себя, то кто есть тогда общественное существо? Но может быть тогда истина где-то «посередине», в сознании, а не в сущности или существовании? Или просто в уравнивании сущности и существования, т.е. в том, что целое сводится к части?
Но в этом уравнивании малого и большого само большое должно открываться еще большим из малого. Истина все-таки есть процесс, в котором находится человек, а вовсе не конечное состояние его. Малое не просто уравнивает с собой большое, а идет дальше, и в этом все дело. Хотя большое с малым уравняться не может, оно всегда ограничено, самодовольно, статично. Так что если истина и «посередине», то не в том смысле, что она сводит к себе малое и большое, нейтрализует их, а открывается еще большим или открывается бесконечной перспективой малого.
Поэтому истина не в тождестве сущности и существования или в сознании самом по себе фиксирующем это тождество, а в бытии как сознании. Человек не сущность и не существование — ни в их тождестве, ни в их различии (обособленности), а перспективное существо. Все остальное в нем относительно.
Среднее, субстанциональное в человеке — это система общественных отношений. Но человеческое тем не менее ими не исчерпывается. Его истоки и перспективы выходят за пределы общественных отношений. Более того, чисто горизонтные отношения характеризуют именно фетишизм, вещизм. Предметные же (собственно человеческие) отношения наклонны к человеку, и именно потому они его не ограничивают, а дают возможности быть человеком, становиться вперед и вверх, субъекту — быть субстанцией. Вообще если индивиды представляют лишь стороны, то между ними возникает непреодолимый барьер. Разделив индивидов друг от друга, отношения сами становятся плоско ограниченными и редуцируются к вещам. Таким образом, получается: 1) отношение — барьер; 2) отношение — возможность. В преодолении первого и реализации второго — сила человека.
Нужно иметь в виду человека в целом как срединного, медиального существа. Это он различным образом распределен в личностях, а не они сами по себе преодолевают других или преодолевают себя. Человек транссубъектен или трансперсонален. Это он перемещается от индивида к индивиду, задерживается в одних, покидает других, отличает одних, уравнивает других. Это выглядит мистично, но это мистика самих реальных отношений: блуждающий дух единства в стандартизованных индивидах, тень еще не ставшего человека. Это духовное единство человека наряду с единством формальным, хотя и общественно реальным.
Формальное единство человека (совокупность общественных отношений) отстает от развивающегося многообразия индивидов и никогда не укладывает его в себя полностью. Отсюда и кажущаяся недосягаемость (общественных) идеалов человека. Хотя в них — образ человека, исторически складывающегося в реальных отношениях людей. Правда, и из реализации уже трудно бывает узнать идеалы в их долженствовании. Сущее так или иначе трансформирует человеческий образ идеалов. Что и произошло с идеей человека в тоталитарном обществе.
Таким образом, подлинное единство человека не существует наряду с многообразием индивидов, оно дано в самом многообразии. Если единство существует субстанциально наряду с многообразием, то это не единство, а некое социальное «первоначало». Оно и дано в виде социальной структуры. Или есть формальное единство, стандарт, штамп человека. Например, образ «нового русского», «нового казаха» теперь. Формальное единство отстает от многообразия индивидов. Оно закреплено в системе общественных отношений, в интенсивном и экстенсивном преодолении которой происходит становление человека. Духовное единство есть само становящееся многообразие индивидов, И оно существует не наряду с индивидами, а наряду с формальным единством и вопреки ему. И, собственно, не дух человека блуждает в обособленных индивидах, а целостный человек просыпается одновременно как все многообразие свободных индивидуальностей — из состояния формального единства омассовленных индивидов. Человек транссубъектен (без становления) как раз в формальном единстве, в нем-то и блуждает дух человека.