Очевидного единства между индивидами нет. Очевидны различия, начиная с индивидуальных и кончая социальными, однако есть единство в конечном счете, от того и неуловим дух, что не всегда покоится на пределах эпохи. Определяясь в своем содержании социально-экономическими различиями, духовность в свою очередь выявляет сущностные силы человека во внутренних пределах эпохи.
Собственно, перед нами не проблема материального или духовного единства как таковая, а проблема самого человека. Нужно говорить не столько о духе (единстве), сколько о внутреннем человеке. Иначе мы вслед за ним впадем в блуждания. Но это и не округлый, со всех сторон замыкающий человека гегелевский абсолютный дух, а само становящееся социально-историческое единство человека во всей его проблематичности, открытости, многообразности; не внешние границы человека, а общественные различия индивидов, которые никак не хотят, но должны бы становиться их свободами.
Э.В.Ильенков не говорил о «блужданиях духа», он писал о «всеобщих формах идеальности», которые носят объективный характер, и наоборот, морфология идеального, сквозящая во всех его произведениях, не оставляет места для «блужданий духа». Но дух в своей неизбывной демоничности прорывается сквозь любые формы идеальности, которые противостоят человеку. Это и произошло с тоталитарным обществом, это возможно и с обществом индивидуалистическим, несмотря ни на какие демократические свободы, потому что они зачастую представляют собой миф или во всяком случае формальные свободы. Конечно, нам в любых условиях не хватает морфологии, как психологически, так и в реальных отношениях, в этом и заключается всегдашняя ущербность демократии, которую надо шлифовать и шлифовать.
Но поскольку теперь демократия устраивается, как и коммунизм, насильственным образом, независимо от человека, хотя со ссылкой на «права человека», то и появился терроризм как третья сила, в котором блуждающий дух человека дает о себе знать уже не в виде романтизма, а как реальное действо. Где не на сцене, не по сценарию, не в одиночных блужданиях, а в массовых жертвах и разрушениях дух вновь заявляет о себе в своей оторванности от человека. И это уже не протест против внешней формы, а брутальность управляемого блуждающего духа против самого человека. Так, следовательно, нужно думать и думать, что же может быть действительно идеальной формой? Опираясь на Платона и Гегеля, как аутентичный марксист Э.В.Ильенков боролся за освобождение идеальных форм от товарного фетишизма. Но с последующим наступлением т.н. цивилизации вещизм глобализуется. Так что неизвестно достижимы ли идеальные формы?
И еще одна странная вещь: Э.В.Ильенков не представлял себе, что возможен постмодерн. А ведь может быть с деконструкцией Дерриды, «не сажайте, не сейте, а рвите!» Ж.Делёз, Ф.Гваттери и т.д. был уже звонок о грядущем терроризме. Тут тоже надо думать и думать.
Общение и его роль в процессе познания
(к критике психоанализа)
Методологическим пороком психоанализа является то, что он содержание общения сводит преимущественно к биологическому.
В отличие от психоанализа социальная психология, беря этот феномен исторически, на почве действительной истории развития человека, функционирования всей системы общественных отношений — берет его, таким образом, уже собственно не как некий «остаток», не как нечто иррациональное. Следовательно, логически берет не как начало теоретических построений, не как аксиому, а как действительный результат действительных отношений между людьми. И в таком случае это уже не «инстинкт», а индивидуальность человека, которую каждый раз нужно выводить из данной формы общения как возможность уже других форм его, а не исходить из нее как раз и навсегда данной человеку. Последнее и есть механистический подход, присущий психоанализу в объяснении человека. Чуждость пониманию истории обрекает его на то, что человек неизменен по своему существу, общение также неизменно, а отсюда психоанализ «знает» между людьми лишь сексуальные отношения, на которые в лучшем случае нарастают как бы другие, несущественные формы общения. Последние постепенно оказываются в сфере подсознания, то есть вообще перестают быть актуальными как отношения. Из этого психоанализ и исходит. В ничем не ограниченных сексуальных отношениях человек есть человек, он здесь якобы вполне нормален. В противном же случае мы как будто бы имеем дело как раз с неврозами, с отклонением от «человека». Ну, а поскольку факты исторического развития налицо, и это психоаналитик не может отрицать, то человек у него теперь находится в «бессознании». Подлинное лицо человека как личности раскрывается в «либидо», внешне проявляющееся не непосредственно в отношениях к другим, а в различных формах деятельности, косвенно им стимулируемым. В этом усматривается источник и возможность общения.