Впрочем, это-то и обнаруживает пределы горизонтного мира человека относительно его становления. Имманентное и трансцендентное предполагают как раз превращение круга общения в шаровую сферу обитания человека, равенства индивидов — в неравность личности.
Дополнительность Я и Другого возможна только во всей глубине и высоте самостояния человека: от дочеловеческого Я до сверхчеловеческого духа, от "бога — сына" до "бога — святого духа. Иначе перекос: или в сторону Я, или в сторону Другого. В общественных отношениях этот перекос и дан: в господстве и рабстве, эгоцентризме и в альтруизме, свободе и равенстве и т.д.
Сфера отношений Я — Другой тонка до прозрачности, но она и бесконечно открыта для человеческого становления. Общественные отношения в них — перевал, над которым сверхчеловеческий дух, под которым дочеловеческая история. История — это не прошлое, история есть то, что лежит под ногами как почва культуры, и история всегда будет предысторией, т.е. относящейся к дочеловеческому в человеке. И в этой же почве рождается человеческое как отношение дочеловеческого к сверхчеловеческому. Вообще историю в каждом ее отрезке нужно превращать в предысторию, т.е. в дочеловеческое состояние, чтобы в устремлении к сверхчеловеческим пределам обрести человеческое самостояние.
Вне дочеловеческого и сверхчеловеческого человеческое зависает в общественных отношениях. Поставить же человека на твердую почву — это и значит взять его как историческое существо. Эмпирически, конечно, человек берется стоящим, но вне исторической — лежащей под ногами почвы, — это только некое поверхностное существо: безличное или обособленное среди других, — все равно. Настоящее тождество индивидов в глубинах дочеловеческой почвы, подлинное единство индивидуальностей в высотах сверхчеловеческого духа; все там (в земле) будем и надо всеми одно небо, перекрывающее и мертвых, и живых. Дочеловеческое тождество подчинено сверхчеловеческому единству. В дочеловеческой почве происходит замыкание Я и Другого на покойного человека, в сверхчеловеческом — духе — размыкание их на космически становящегося человека.
Подняться непосредственно от "я" к сверхчеловеческому нельзя. Нужен предварительный выход на Другого, с тем чтобы в пересечении отношений Я — Другой возвыситься в качестве человека к сверхчеловеческой идеальности.
Но ведь это и странно? Получается, что человек — это существо межиндивидное (общественное), т.е. ни к кому не относящееся, хотя и проективное по отношению к каждому, и рвущееся вверх, трансцендирующее к идеальности из общественных отношений.
Человеческое независимо от индивидов, индивиды же в их отношениях зависимы от человеческого; индивиды втягиваются в отношения друг с другом вследствие человеческого становления. Не индивиды (даже) вступают в отношения друг с другом, а человек как третье существо сводит их воедино. Только в результате становления человека устанавливается и поддерживается справедливость как гармония свободы и равенства индивидов.
Не к Другому нужно "вырваться" из эго, а в перспективе Другого упасть, углубиться, найти опору для человеческого бытия в отношениях. "Вперед и вниз" движение нужно для того, чтобы вертикально устремиться вверх. Преодолевая, жертвуя дочеловеческим "я" или выдерживая в качестве исходной позиции равенство Я и Другого? Без первого, видимо, не обойтись. "Вожделение" у Гегеля. Затем "признание". Затем "всеобщность", — но коренящаяся в свободной индивидуальности, которая-то, видимо, и "релятивна", относительна к миру. Вожделение как самоотвержение, т.е. обретение себя в индивидуальности с одновременным поворотом на самостояние в идеальной тотальности. Значит, состояние эго и есть состояние междусубъектности, а не голое пребывание человека перед миром и другими. Потому оно и скрытое состояние. Значит, человеческое коренится в междусубъектности, т.е. оно раскрывается как скрытое в междусубъектности. Или: человеческое есть открытая междусубъектность, дочеловеческое — скрытая междусубъектность (исторически и социально).