Человеческое вначале (и в онтогенезе, и в филогенезе) дочеловечно, т.е. эгоистично, и обретается как освобождение от эгоцентризма. Индивид скатывается из равенства к свободе, чтобы подняться в справедливости. Возврат назад возможен и нужен. Необходимо из прорыва в отношениях, в котором Я через человека утверждает справедливость в качестве Другого существа, вернуться в "яму" свободы и сгармонизировать вектор прорыва "вперед и вверх" вектором "назад и вверх". Миф о Сизифе и "Котлован" Платонова взаимодополнительны. И только тогда достигается (постигается) сверхчеловеческое; тогда и яма свободы перестает быть ямой, засыпаясь почвой культуры и давая жизненные соки для становления человека. Третье как нейтральное в отношениях оказывается конкретной, становящейся всеобщностью человека.
Так что за Я — крутой спуск из истории, впереди него — крутой подъем в культуре. Над пропастью этой — общественные отношения, там летает дух человека, сообщаются индивиды.
Таким образом, если даже существует отношение Я — Другой, то не как непосредственное и прямое, а как устремление (уже промежуточного и падшего, нейтрального) Я к возвышающемуся над ним Другому; и прорыв в нем к новым ценностям. То есть отношения Я — Другой нет, для того чтобы вставать для этого на еще какую-то третью позицию, а есть отношение Я к Другому, равное подъему человека в культуре. Сила Я в способности превозможения превосходящего Другого в деятельности, общении, творчестве.
Но нужно уточнение. Не просто "спуск из истории", а выпадение вообще из времени и "в поисках утраченного времени" (М.Пруст) преодоление (не обретение) Я. То есть Я обретается именно как нечто нейтральное в себе человека. И за счет пространства определенных общественных отношений человек преодолевает Я и обретает в человеческом из сверхчеловеческого.
Я — это и есть состояние застывшего человека, вневременного существа; несамостояния человека, дно души, познавательное и даже бессознательное (не так у Фрейда).
Я — это и зло в мире. "Мир лежит во зле". А зло коренится в Я. Зло основательнее, глубже, добро поверхностно, летуче. И зло всегда побеждает добро, хотя оно же и "порождает" добро, или одно добро сменяет на другое. Добро не меняют на добро, но зло заставляет менять добро на добро.
Я вневременно не в смысле внеисторического, а как конец времени. Потому в нем и должна быть взята ответственность за прошлое, сделан выбор судьбы.
Я не есть человек и даже не "полчеловека" (в смысле Я + Другой). Я — это дочеловеческое состояние.
Но тогда за Я в максиме (непсихологически) — вся история Человечества. И наоборот. Я может быть понято только в срезе всей истории. В этом мощь Я. Слабость же его — перспектива Другого. И "верблюд" Я должен пролезть в "игольное ушко" Другого. Не пролезть, конечно. Что-то придется оставить. Проходит нечто совершенно тончайшее, в результате чего Я оборачивается душой, чтобы затем предстать духом возвращающегося человека. Эгоцентричность гаснет, но не уничтожается, а преобразуется в самостояние и открытость на мир человека.
III. МЕТАФИЗИЧЕСКИЕ ИСКУСЫ
Диалектика в пределах метафизики
(вновь "назад к Канту")
Канта можно обвинить в "метафизичности", т.е. неразвитости его диалектики, которая носит у него как бы подчиненный характер в рамках системы "трансцендентального этического идеализма". Но вопрос в том, нужно ли предъявлять такое обвинение и не скрывается ли за "недостатками" кантовской философии её достоинство?
Диалектика по Энгельсу обладает всеми преимуществами перед метафизикой как универсальное учение о всеобщей связи явлений и развитии в природе, обществе и познании. Аргумент заключается в том, что метафизическое мышление недостатки человеческого познания, в котором нам поневоле приходится "останавливать" движение (абстрагировать от него) и обособлять вещи друг от друга, приписывает самому внешнему миру. В действительности же, мол, объективная реальность не метафизична, а диалектична; неподвижный мир обособленных вещей — это, дескать, химера. Кроме того, диалектика представляется логикой и теорией познании (по Гегелю). И Энгельс говорит о "диалектике субъективной и объективной", где первая есть лишь приблизительное отражение второй. А Ленин, конспектируя Гегеля, делает вывод, что «диалектика, примененная субъективно, есть эклектика и софистика». Со всем этим приходится соглашаться.