Но творчество есть и упреждение смерти из внутреннего небытия. «Как часть целого пришел ты в жизнь и после смерти вновь обретешь жизнь в том, что уже однажды произвело тебя на свет...» (Марк Аврелий). Прекрасно! В этом все и дело, что часть (индивид) при жизни не может быть целым (обществом, например), хотя и стремится к этому в своих делах и помыслах, но только со смертью. Следовательно, истина, смысл жизни в смерти. Преодолеть, перепрыгнуть себя можно только в смерти, а не в жизненных трюках.
Хотя ты ли сам себя преодолеваешь в целом или целое сламывает тебя? Умирает человек сам или его «умирают»? «Я верил в индивидуальность. И теперь думаю, что смерть не приходит, если человеку есть, что сказать» (Герцен). И тогда все-таки жизнь в своих достижениях должна и смеет соперничать с радикальным, но невольным со стороны человека метаморфозом в смерти. Смерть тогда — поражение, а не победа над человеком. Хотя есть тема суицида, т.е. взятия на себя человеком ответственности за целое, его превышающее.
Но скорее тут возможна лишь некая тенденция, в которой человек медленно, шаг за шагом, поколение за поколением расширяется к целостности, никогда ее не достигая в смысле абсолютной тотальности. Это и есть развивающаяся культура. А отсюда и трансцендентальность бытия человека. Даже по отношению к своей сущности человек неполон. Впрочем, сущность его, видимо, как раз и не есть некое застывшее состояние, не норма, а нечто недостижимое, метафизическое и в то же время влекущее в жизни на грани с самой жизнью. То есть сущность человека и состоит в его трансцендентальности.
Вероятно, целое фактически владеет человеком, и к этому он возвращается в смерти. А дело в том, чтобы человек владел целым (должное). Разумеется, не как властелин подданными, да и не как богатый состоянием своим, а в смысле самопреодоления. Гений — человек, осознающий свое ничтожество. Великая личность отодвигает от себя смерть на века. Обычный человек рождается и умирает вовремя. Одним словом, нужно не посмертное целое, а прижизненная целостность — достигаемая, удерживаемая и развиваемая — вновь и вновь просыпающимся от повседневности автором.
То целое, которое ожидает тебя в смерти — жуткое, безличное, вечное, бесконечное — должно упреждаться при жизни ее собственной целостностью, т.е. духовностью, творчеством, любовью. Бессмысленное «целое» должно опрокидываться осмысленной целостностью, в которой выступает человеческое лицо. Потому жизнь и должна осуществляться без надежд, без гарантий, без норм, в риске потери себя в самопреодолении как индивида.
Все верно, однако как опрокинуть смерть при жизни? Насколько возможна тотализация жизни? Ведь даже не уравнения нужно достигнуть в тотальности жизни с тотальностью смерти, а превышения жизненной тотальности над тотальностью смерти То есть жизнь бросает вызов смерти, сравнивается с ней по силе. Но ведь истина в том, чтобы победить смерть, а не просто отодвигать ее на какое-то время И если такое превышение вообще возможно, то где критерии его?
Опять-таки здесь проблема авторства присутствует. Смерть есть переход от бытия к небытию, творчество — от небытия к бытию. Один из экзистенциалистских тезисов заключается в том, что "смысл жизни в смерти". Вероятно, именно поэтому в этой философии не уделяется внимания проблеме авторства, часто не хватает именно авторского решения проблемы человека, так или иначе вкрадывается принцип объективности. Во всяком случае авторство не является ведущим принципом философствования, а присутствует как подчиненный момент. Почему? Из скромности авторской как само собой разумеющейся (Л.Шестов),
Но Шестов не прав. Почему откровенное авторство есть нечто "скучное" и даже "опасное", как разоблачающее в человеке его заурядность или грешность. Шестов почему-то предполагает, что в глубине своей каждый автор банален или отвратителен для других. А значит, он и притворяется (должен притворяться) для других иным: интересным, колоритным и т.д. существом. Но ведь задача именно в том, чтобы, допуская заурядность, даже ничтожность, преодолевать это в творчестве, Он же сам говорит, что творчество "из ничто создает все"
Хотя в том, что автор не может быть доволен собой (как, например, Пушкин), Шестов прав. Но это другой вопрос.
Другой мыслитель экзистенциального направления, Ортега-и-Гассет, в преодолении наивного реализма греков и идеализма Нового времени доходит до "существования Я и мира". Интимность сознания и открытость космоса равны, в равной мере даны в "жизни". Это он называет "прорывом в философии". Но достаточно ли этого? Нет. Есть пробел — авторство. Поскольку сие положение относится к каждому человеку как индивиду, то открытия еще нет. Авторство нужно "выпятить", чтобы уловить существо человека