Шестов говорит о теории "непрямых высказываний" Кьеркегора. Может быть, действительно, авторство возможно лишь в непрямых высказываниях, граничающих с религиозной символикой (например)? И более того, авторская интимность, вероятно, может быть высказана, описана в трансцендентальных терминах; близкое — в далеком описывается, оно может быть дано в тех концентрических кругах, в которых "горчичное зерно" автора предстает в своем существе, вырастает в целое "горчичное дерево" произведения. Одним словом, сокровенное требует для своего выражения иносказательного тона. А поэтому и всякий писатель выражает себя в иносказаниях. И идеал здесь Эзоп.
В прямых высказываниях сокровенное скучно, оно пропадает. Авторство поэтому не есть "ячество", а "двоечество" (Ницше). А может даже и не двоечество, а троечество? В последнем, видимо, и можно реализовать символизм. Например, символ "третьего человека", то есть всегда дан округленный континуум значений, в рамках которого символически выражается человек.
Работа неотрывна от автора, если он уходит в нее с головой, преодолевая себя как стороннего наблюдателя. Несказанное высказывается, если автор оставляет себя за переплетом книги. И по тому же самому автор не может внятно объяснить, что он хотел сказать. Комментарии излишни, если работа удалась; а работа удается, если выражено сокровенное, неотъемлемое от автора.
Быть собой можно, лишь покидая себя. Так что обретение себя — это отдача себя. Но автор покидает себя не внешним образом — не лицемерно и не бездумно, а погружая себя в некое глубинное содержание жизни, растворяясь в сложности рефлексии. Так что авторство — как бы общий тон содержания (или полутон), где разведены все краски жизни, в то же время тон автора тонет в идущих от него полутонах содержания.
Настоящий автор не дистанцирует, а тонет с головой в произведении, и тогда это его, настоящее произведение. И даже никаких выходов из этого «омута» произведения не должно быть. А если они есть, то работа не удалась и требуются комментарии, обговорки и т.д. Шедевр достигается тогда, когда из работы для самого автора нет выхода ни в какую сторону, ни в каком отношении, когда она для него герметична, когда он в ней обречен остаться навсегда — без углубления, расширения, поправок, развития и т.д. И даже так, что автор в работе должен оказаться во всей своей беспомощности (как человек).
Впрочем, автор здесь может быть уподоблен и затаившемуся в тенетах содержания пауку, поджидающему свою добычу. Так что и адресат в каком-то смысле должен терять себя в освоении произведения.
Все это как бы находится вне контекста произведения. Но в действительности в этом невидимом взаимодействии жертвующего собой автора и теряющего себя читателя (если только такой механизм запущен) только и усиливается содержание работы. По форме она остается все той же, но содержание усиливается. Или, наоборот, содержание улетучивается, если работа заведомо плоская, формализованная, бездушная. В первом случае борьба автора и читателя усиливается, а за счет этого усиливается содержание. Во втором — противостояние автора и адресата сходит на нет, т.е. эффект произведения равен нулю.
Таким образом, борьба с собой ради произведения перекрывается борьбой автора с адресатом, и она может оказаться вечной. Таковы шедевры в искусстве и литературе. Или поле борьбы автора с собой в произведении (или его материале) оборачивается местом встречи автора и адресата. Да собственно автор-то, видимо, и является автором в этой встрече с адресатом. До этого была лишь мука выражения человеком себя в некоем материале, а теперь этот же материал раздвоился на автора и адресата. Там была простота непосредственности, здесь сложность опосредствованного бытия все того же человека.
В авторе должен заговорить человек, пересекающий отношения Я — Другой и становящийся от ничтожности к величию. Я и Другой, автор и читатель — только внешний фон, два экрана, касаясь и отражаясь в которых становится, открывается от бытия к духу человек. Ни автор, ни читатель не знают человека, не представляют его, не должны претендовать на человеческое в человеке, которое нераспределимо. Это человек может признавать или не признавать себя в них. Так что, кому как: кому случайная, глупая, конъюнктурная удача, а кому настоящий успех в подлинном уравнении с читателем и тем самым в рождении как автора.