Возможно то, что мы называем "миром", и есть соразмерный с человеком из универсума мир. Но в этой же "соразмерности" и вся проблема. Именно сей мир требует своего спасения, и это возможно в красоте. Сама истина разрывается между добром и красотой. Причем, падая вниз, она представляет опрокинутое добро в "красивой обертке" вещей. Добро дублируемо в вещах. Красота не дублируема. До добра как ценности человек может подниматься, но ему подавай еще и красоту. "Красиво жить не запретишь", — гласит известная поговорка. И это так. Запретить нельзя ... человеку, но рабу, несвободному — можно. А все это творится в мире, который нужно спасать, которому нужен свет (то, чему все подчиняется, но что ничему не может быть само подчинено, что безусловно, по определению, а не есть договор, непротиворечивость или отражение объективной реальности).
Красота и есть свет над миром. Потребить красоту нельзя, руководствоваться ею невозможно. Она не требует умножения, как в добре. Ей не нужно оправдания в истине. Красота не нуждается ни в добре, ни в истине, но они без нее пропадают в своих противоположностях. Именно в красоте (свете) зло становится преходящим моментом добра (между миром и человеком), а истина — "светом человеков", рассеивающим тьму их заблуждений (в человеческих отношениях).
Собственно, утверждение, что "мир спасет красота", говорит о необходимости сему миру культуры как таковой. Морализаторство, проповедничество, или алармизм, от имени добра мир не спасут, как не спасет его никакая научная теория, претендующая на окончательную истину. Его вообще из него самого не спасти. Морализаторство есть демонстрация бессилия добра, теоретизирование — всегда авантюра, требующая жертв. Необходима именно культура просвещения, может быть, "неопросвещения". Культура, по Н.Рериху, означает "почитание света". У Б.Пастернака — это "музыка во льду".
Зло в мире нарастает во власти и богатстве, в дыре рынка и атомизации индивидов. Между истиной и заблуждением не остается различий как в самой науке, так и в распространении суеверий, мистики, обскурантизма. А в общественной жизни мы периодически качаемся от индивидуализма к тоталитаризму и обратно. И культура еще удерживается за счет красоты, хотя подпорки добра и истины под ней уже расшатаны, если не выбиты.
Из добра человек падает (во зло) ниже мира, в истине он соразмерен миру, в красоте выше мира сего, т.е. в добре человека нет в мире; в истине он есть нечто в мире; в красоте же не есть нечто в мире, поднимаясь к свету. Из добра человек утверждает (обретает) себя, в истине (утверждает) обходится с миром, под красотой покоряет себя. Добро разъединяет, истина согласует, красота объединяет. Объединиться в сем мире мы не можем, а можем лишь быть расчетливыми (по отношению к другим и себе). Одиночество в добре компенсируется приближенностью к истине, но объединение возможно лишь в красоте.
Но почему между этими ценностями в культуре такой разрыв? Почему добро внизу, истина посредине, красота выше? Так обстоит дело фактически. В метафизическом смысле (для спасения мира) красота должна быть в самой жизни, истина — ее превышать (усиливать), а добро — быть выше всего (возвышаться), но дело в том, что добро опускается на место красоты, которая улетучивается из повседневности и зависает над миром. Добро как собственность и есть изнасилованная красота, которая не объединяет, а разъединяет. Покушаясь на добро как на ценность, человек в своей гордыне неутилитарное превращает в утилитарное. Когда все покупается, все продается; не что-то частное, а именно все. Все превращается в частность. И нужен обратный ход — усилить красоту в истине, возвысить ее в добре. То есть там, где сейчас добро, должна утвердиться красота, где истина — там ее сила, где красота — там добро. Мир стремится к тому, чтобы свернуть себе шею (периодически), надо держать его в строе культуры.
Но тогда мы покушаемся не на добро, а на красоту как высшую ценность. Именно в ней человек выдвинут в мире, она ему ближе, чем добро. А владение красотой и есть добро, превратившееся в зло. Не к добру стремится человек, а к красоте, но подчинить, приручить ее себе может в виде добра. Расчеты при этом строит разум ("шлюха дьявола" — М.Лютер). Красота через истину опускается до добра, а зло через заблуждение поднимается до уродства, и тогда миром правит дьявол.