Но, как говорят, жизнь вносит коррективы.
В Веселоярск неожиданно (и неслыханно, добавим мы) прибыли два сельскохозяйственных критика, добрались туда на попутном транспорте и, хотя дело, судя по всему, у них было к колхозному руководству, явились прежде всего в сельсовет: позаботься, организуй, похлопочи, окружи вниманием, а заодно и дай ответ.
Автора могут спросить: бывают ли вообще сельскохозяйственные критики? Странный вопрос. Не может же автор назвать их литературными. Сразу начнут докапываться, кого имел в виду. А так — никого. Два критика — два петушка горох молотили… Один — Подчеревный. Может, еще от пророка Ионы из чрева китового. Вечное сомнение, желание все пощупать, увидеть даже невидимое, проникнуть в непроницаемое, миф, подтекст, подсознание, подчревие, синдром Санчо Пансо и всего, что сто пудов съедает, а никакого следа не оставляет. Другой — Слимаченко-Эспараго. Вечный антагонист Подчеревного, всю жизнь преследовал его, разоблачал и клеймил, прославился не этим, а конским вопросом. Имел здесь свое особое мнение. Votum separatum, как говорят автору друзья юристы. Мысль так сильно билась в голове Слимаченко, что сбивала его с ног, или, как говорят в Веселоярске, — с прыгу, то есть — с толку. Слимаченко специализировался по коням. Не по тем, которых съела наша безжалостная статистика (не предусматриваются корма — кони, или еще какие-нибудь там известные животные, дохнут), а по тем, которые под королями. Необычайно глубокие наблюдения и открытия еще более глубокие. Какими красками рисовали художники коней, а какими королей и других вельможных классово враждебных нам всадников из отдаленных эпох рабовладельческой, феодальной, плутократических? Оказывается: на коней выделялись краски настоящие, доброкачественные, иногда — просто редкостные (художники сами растирали и смешивали их), а на персон — так себе, кое-какое мазило, чуть ли не то, которым украинские чумаки когда-то смазывали колеса своих деревянных возов. От того великого открытия голова Слимаченко так вскружилась, что ему захотелось добавить к своей украинской фамилии еще и иностранный псевдоним, и тут ему кто-то подсказал французское слово «эспараго», обозначавшее то же, что и слимак[7], но звучавшее несравненно роскошнее. Еще кто-то попытался напугать Слимаченко, что этих эспараго французы поедают, как деликатес, но он отмахнулся пренебрежительно: пускай там своих поедают, а мною подавятся! Еще кто-то посоветовал Слимаченко взяться за сельское хозяйство (после глубокого изучения королевских коней на картинах), — и он, быть может, и не послушал бы, но именно тогда в сельском хозяйстве уже вовсю действовал Подчеревный, главный соперник, следовательно — и враг Слимаченко, поэтому он тоже охотно взялся за эту отрасль.
— Ко мне? — не поверил Гриша.
— Точно, — подтвердил Подчеревный.
У Подчеревного были шляхетские усы с подусниками, пышные, хоть пол подметай, он посматривал на председателя сельсовета весьма благодушно и, можно даже сказать, либерально. Слимаченко же уставился в него колючими глазами так, будто это был не представитель народной власти, а презренный феодальный всадник, и Гриша никак не мог понять, что же объединяло таких двух неодинаковых людей. Он попытался разъединить их.
— Может, мы разработаем для вас отдельную программу? — обратился он к Подчеревному. Но Слимаченко вмиг разгадал все коварство такого предложения.
— Никаких отдельных программ! Мы расследуем один и тот же вопрос.
— Точно, — подтвердил Подчеревный, безвольно и бесхарактерно, и Гриша потерял к нему всякий интерес. Теперь оба сельхозкритика слились для него воедино, в какую-то серую массу. В замазку. Вопрос заключался в том, как от них отвязаться. Тут у него не было ни знаний, ни опыта. Поэтому решил осуществить предварительную разведку.
— Так вы ко мне или к председателю колхоза?
— Ко всем, — заявил Слимаченко. — Мы проводим комплексное расследование. Получен тревожный сигнал, нам поручено все проверить и сделать выводы.
— И выводы?
— Точно, — пошевелил усами Подчеревный.
— О чем же выводы?
— Козы на территории вашего сельского Совета есть? — уставился в него Слимаченко.
— Могут быть.
— Я спрашиваю: есть или нет?
— Ну есть!
— Какие козы?
— Ну какие же? Те, которые говорят: ме-ке-ке! — Гриша засмеялся.
— Не вижу причин для смеха, — сурово бросил Слимаченко. — Не вижу никакой причины. Козы валютные?