И этот выдуманный автором «Ладожский каганат» (ранее Стендер-Петерсен то же самое говорил в отношении точно такого же мифического Верхневолжского каганата) заявил о себе в Константинополе и Ингельгейме в 839 году. Позже русско-свейские дружины «под предводительством местных конунгов» двинулись на завоевание Днепровского пути и захватили Киев, освободив местных славян от хазарской зависимости. Тем самым они завершили создание «норманно-русского государства», в котором весь многочисленный высший слой - князья, дружинники, управленческий аппарат, а также купцы - были исключительно скандинавами. Но в короткое время они растворились в славянах, что привело к образованию национального единства и созданию в рамках XI в. «особого смешанного варяго-русского языка». В области Двины, повествовал далее Стендер-Петерсен, существовало еще одно «скандинаво-славянское» государство с центром в Полоцке, в 980 г. разгромленное «скандинавским каганом» Владимиром. Невероятная массовость присутствия шведов в Восточной Европе дополнительно вытекала из таких слов этого богатого на воображение датского лингвиста, что шведы на Русь шли «с незапамятных времен беспрерывно...», что «наплыв» скандинавских купцов в IX-XI вв. в Новгород «был, по-видимому, огромный», что в 980 г. Владимир Святославич отбыл якобы из Швеции в Новгород с наемным «громадным войском» и др.[12]
В 1950-1960-х гг. шведский археолог Х.Арбман, также тиражируя и закрепляя в западной историографии теорию норманской колонизации Руси, и доказывал, что главной областью колонизации военно-торгового и крестьянского населения Скандинавии «первоначально было Приладожье, откуда часть норманнов проникла в Верхнее Поволжье, а другая часть, двинувшись по Днепровскому пути, основала норманские колонии в Смоленске-Гнездове, Киеве и Чернигове». Скандинавы, расселяясь по Восточной Европе, установили господство над ее славянским населением и создали Киевскую Русь. В целом, как констатировал в 1960-х гг. И.П.Шаскольский, в работах шведских, финских, норвежских и других западноевропейских ученых середины XX в. присутствовало стремление «показать, что главным содержанием истории Швеции IX-XI вв. были не события внутренней жизни страны, а походы в Восточную Европу и основание шведами Древнерусского государства»[13].
И на такой путь их прямо толкали (помимо, как отмечал немецкий археолог Й.Херрман, говоря о германской науке, «прямолинейно-националистических целей»[14] и, необходимо добавить, антирусских настроений) выводы археологов, также вольно, как и Т.Ю. Арне, обращавшихся с археологическим материалом. Так, например, Арбман охарактеризовал известный большой курган Черная могила на Черниговщине (а по нему и другие большие курганы этого же района) как погребальный памятник норманна лишь по наличию в нем двух франкских мечей, выдав их за скандинавские, хотя мечи франкского производства имели самое широкое хождение по всей Европе и найдены там, где скандинавов никогда и не было. В 1962 г. интерпретацию Арбманом захоронения в Черной могиле английский археолог П.Сойер назвал наиболее характерным примером тенденциозной и неубедительной аргументации. А в отношении Гнездова он добавил, что, «конечно же, обнаруженного скандинавского материала недостаточно, чтобы подтвердить заявление Арбмана о том, что это шведское кладбище, последнее пристанище представителей шведской колонии» (сегодня В.Я. Петрухин, заполонив историю Руси не только норманнами, но уже и хазарами, увидел в Черной могиле ударную «интернациональную» стройку раннего феодализма: «...Славяне, норманны и хазары возвели своему предводителю единый монумент»)[15].
Теория Арне-Стендер-Петерсена-Арбмана в завуалированном виде присутствовала в советской науке, на словах боровшейся с норманизмом, а на деле исповедовавшей главный его тезис о скандинавской природе варягов. И ее активными проводниками выступали ленинградские археологи или представители «ленинградской школы скандинавистов», как их именует ее воспитанник А.А. Хлевов, победившей в борьбе за «реабилитацию» скандинавов в ранней русской истории». Так, в 1970 г. Л.С. Клейн и его ученики Г.С.Лебедев, В.А. Назаренко довели до сведения исследователей, занимавшихся изучением Руси, и, естественно, ставших брать их цифры в расчет и подверстывать под них свои построения, что норманны - дружинники, купцы, ремесленники - в X в. составляли «не менее 13 % населения» по Волжскому и Днепровскому торговым путям. По Киеву эта цифра выросла у них до 18-20 %, т. е. каждый пятый житель многонаселенной столицы Руси был, оказывается, скандинавом, а в Ярославском Поволжье численность последних, по их мнению, уже «была равна, если не превышала, численности славян»[16]. Такого рода рассуждения советских «антинорманистов»-марксистов, после 1991 г. ставших именовать себя «объективными», «научными» и «умеренными» норманистами, продолжали, как и прежде, подпитывать шведские археологи, до сих пор являющиеся в глазах их российских коллег главными экспертами в оценке русских древностей.