Видимо, у нее получилось это немного грубо – ведь он знал обеих женщин гораздо дольше, чем ее, – но он вдруг смутился, и Николь в первый раз в жизни увидела, как он покраснел и неуверенно забормотал что-то о том, что молодая леди, должно быть, ее стесняется.
– Неужели? – поддразнила его Николь. – Видишь ли, она не соизволит даже изредка заговорить со мной. И это ты называешь стеснением?
– Может быть, именно так она проявляет свою застенчивость, – ответил Карадок все тем же странным тоном.
Николь вдруг пришло в голову, что он просто влюблен в эту странную девушку. Заметив это однажды, Николь начала наблюдать и вскоре убедилась, что Карадок действительно испытывает не просто привязанность к своей молодой госпоже. И все же эти ее предположения были не совсем точны.
В конце августа в долине Дарта пошли дожди, и зеленые лужайки зазеленели еще больше. Один раз Николь, решившая подышать свежим воздухом, но не желавшая при этом промокнуть, зашла в комнату Джоселина и, сдвинув потайную панель, прикрытую камином, прошла в скрытую за ней дверь. Она спустилась по винтовой лестнице и тоннелем, через который сбегали священники, прошла в летний домик.
В конце тоннеля тоже была лесенка, ведущая к полу комнаты, где с помощью рычажка одна из досок сдвигалась и давала возможность человеку спокойно подняться по ступеням и оказаться в домике. Но, приблизившись к подножию лестницы, Николь вдруг остановилась и удивленно прислушалась. Наверху явно кто-то был, их было двое, а звуки, доносившиеся оттуда, не оставляли никаких сомнений в том, что они делают. Думая, что они совершенно одни, эти двое страстно занимались любовью. Ужасно смущенная, Николь повернулась, чтобы неслышно уйти, но тут женский голос заставил ее остановиться и прислушаться.
– Давай быстрее! Ты же знаешь, как я люблю, – эти слова были сказаны низким хриплым голосом, похожим на голос Сабины.
Мужчина не ответил, но Николь услышала, как он порывисто вздохнул, как бы выпуская на волю свои чувства, и начал двигаться так быстро и ритмично, что слабое деревянное ложе, на котором они лежали, казалось, вот-вот развалится.
– О, так намного лучше! – простонала девушка.
Теперь у Николь не осталось никаких сомнений – это была Сабина.
Мужчина продолжал молчать, и Николь, чувствуя себя чуть ли не скопофилом,[11] поняла, что она может продолжать подслушивать и по доносившимся звукам представить себе всю картину происходящего у нее над головой. Она прекрасно слышала, как ягодицы Сабины елозят по голому деревянному ложу, как мужчина сдерживает свою страсть и в то же время изо всех сил старается удовлетворить ее, пока он, наконец, не простонал:
– Я больше не могу. Я сейчас… – но его следующие слова потонули в крике наслаждения, который издала Сабина, и через секунду его стон присоединился к нему.
Теперь Николь не сомневалась и в том, кто этот мужчина. Это был Карадок. Он лежал там, наверху, и занимался любовью с дочерью своего хозяина.
Николь повернулась, чтобы уйти, не желая больше ничего слушать, но слуга Джоселина, будучи необыкновенно чутким и внимательным, даже в такой момент, по всей видимости, услышал шорох, доносившийся из-под пола, потому что он вдруг сказал:
– Что это?
Николь в ужасе замерла на ступеньках, понимая, что ей лучше подслушать все до конца, чем быть застигнутой при этом занятии.
– Что? Я ничего не слышу, – лениво произнесла Сабина, и Николь ясно представила ее себе: разметавшиеся, подобно лесному пожару волосы, бледное довольное лицо, безвольно раскинутые в стороны ноги.
– Тебе было хорошо? – тихо спросил Карадок.
– Нормально, – немного помедлив, ответила «лиса», – я ведь знаю, что ты можешь быть гораздо более страстным.
«Значит, они занимаются этим не в первый раз», – подумала Николь.
– Когда тебе это показалось?
– Когда вы с отцом в последний раз были здесь, и когда еще не было этой суки. Мы тогда занимались любовью на ступеньках, за дымоходом в галерее, а папочка был совсем рядом – прямо за стеной. Это было просто здорово! Помнишь, как мы тогда хихикали?
– Но потом мне было очень стыдно.
– Да уж, конечно, сэр Великий Оргазм. Но кто не рискует, тот не выигрывает, пора бы тебе об этом знать.
Карадок вздохнул:
– Ты очень развратна, несмотря на молодость.
Сабина села:
– То же самое ты сказал мне, когда много лет назад лишил меня девственности. Ты прекрасно знаешь, что тогда я могла приказать кастрировать тебя. Я ведь была еще почти ребенком.
– К тому времени я любил тебя уже много лет.
Николь, считавшая себя прошедшей огонь, воду и медные трубы, была шокирована тем, что услышала, но ее симпатия к Карадоку заглушала все другие эмоции. Она представила себе, как он, рискуя жизнью, спасает Джоселина и привозит его домой, где развратное маленькое создание награждает его по заслугам.
«А она опасная маленькая сучка, – подумала Николь, – но как Джоселин мог родить на свет такое ужасное существо?» Тут Сабина снова заговорила, на этот раз слащавым льстивым голосом:
– Но ты меня все еще любишь? Так же, как и тогда?
– Ты же прекрасно знаешь, что да.
– Значит, ты поможешь мне избавиться от этой суки?
Карадок помолчал, а потом ответил:
– Я не могу, Сабина. Сначала я был о ней точно такого же мнения, как и ты. Я думал что она хочет выйти замуж за его деньги, что она честолюбка… или как там это слово?.. Но теперь я понял, что не имею права судить так о ней.
– Честолюбивая карьеристка, вот как это называется. И она на самом деле такая. Она слишком молода для моего отца и вышла за него замуж только ради того, чтобы наложить лапу на его состояние.
11
Скопофилия – половое извращение, при котором человек удовлетворяется, наблюдая сцены половых сношений (Прим. перев.).