Лорисс подходила все ближе, решая, как всадить стилет в обнаженную грудь. Рубашка, залитая вином, испачканная кровью, словно нарочно распахнулась на его груди.
-Я не знаю, как звали тебя… Ты не можешь! - Елизар уперся руками в стол и попытался подняться, но тотчас рухнул обратно. Плечи его сгорбились, он опустил голову и коротко посмотрел на Лорисс. - Я дал тебе крови, заклятие… Вот, - он полез за пазуху и через мгновенье на его ладони ослепительно сверкнул оберег с оскаленной волчьей мордой. - Ты унесла его с собой. Я тебе ничего не должен! Бери опять, он мне не нужен, теперь… Только уйди! За что? - он обхватил руками голову и с силой сжал. - Сгинь! Сгинь!!
Внезапно Елизар поднялся, и шатко удерживая равновесие, облокотился на стол, скрипнувший под его весом. Короткие седые волосы окрасила кровь. На белых, гладко выбритых щеках, красные пятна смотрелись диковинными цветами.
-Возьми! - он неуклюже бросил золотой оберег в Лорисс, но тот не долетел. - Чего тебе еще? - жалобно спросил он. - Ну, чего тебе еще? Еще крови? Дура, - он собирался хлопнуть ладонью по столу, но промахнулся и с трудом удержался на ногах. - Дура! Ты сама виновата! Сама, пойми! Убыло бы от тебя? Скажи, убыло? Ну, была б ты сейчас при мне, плохо, а? В шелках, в золоте… Всего-то надо, вам, девкам, улыбаться и молчать. И греби лопатой… Что, с мужем лучше, в захолустье, когда он, да с пьяной мордой на тебя лезет? Да все то же самое! Убыло бы? Так нет, чего доказала? И кому? Ходишь теперь, ходишь, - он еле слышно всхлипнул. - Пощади… не знаю даже, как тебя звали…
-Алинка, меня звали Алинка, - хрипло сказала Лорисс и поразилась, насколько сильное воздействие оказал звук ее голоса.
Елизар поднял на нее страшные, полные животного ужаса глаза и пошатнулся. Лавка с грохотом опрокинулась. Он не удержался на ногах и упал на спину. Некоторое время со стоном ворочался, пытаясь встать, но единственное, что у него получилось, на четвереньках отползти к стене. Он закрыл лицо руками и тихо заскулил.
-Заговорила… Алинка… С собой заберешь? Все знают, Мусорщиком заставишь… Не хочу, не хочу-у-у-у-у, - протяжно завыл он, не отнимая рук от лица. - Пощади… Ноги целовать буду, пощади-и-и-и.
И он действительно пополз к Лорисс на четвереньках. От неожиданности она отступила. Седая голова тряслась, крепкие пальцы, в запекшихся пятнах крови, привыкшие держать рукоять меча, скребли грязный пол. Зрелище было настолько омерзительным, что в руке у Лорисс дрогнул стилет.
-Ноги… Пощади… Каждую ночь… Спасти тебя хотел… Алинка-а-а-а.
И Лорисс отступила. Седой человек ползал перед ней на коленях по залитому вином, оплеванному, грязному полу и снова и снова бормотал и вовсе неразличимые слова. Жалкий, старый, пьяный человек.
Лорисс отступила еще на шаг, не зная, на что решиться. Она затравленно оглянулась по сторонам, надеясь на то, что в комнате найдется нечто, способное вернуть ей утерянную ярость. Растерянный взгляд скользнул по стенам, обитым бархатом, по огромной кровати с бесчисленными подушками, по величественному камину с мраморной полкой, на которой стояли массивные подсвечники. Знакомый предмет действительно нашелся. На кресле у разобранной постели лежал ее меч. Ее бастард в ножнах и с поясом. Она узнала его сразу. Только желанная вещь, оказавшись у нее в руках, не вернула былой злости. Наоборот. Пришедшая ей на смену радость захватила Лорисс. А радость принесла с собой великодушие.
Застегнув на талии пояс, Лорисс с долей грусти влезла пальцами в пустые гнезда для метательных ножей. Но рукоять меча, приятно холодившая руку, сторицей вернула на миг утраченное чувство радости.
Елизар тихо выл у ее ног, закрыв лицо руками.
Лорисс стояла, положив руку на рукоять меча, тщетно пытаясь воскресить то чувство, которое привело ее на вершину Белой башни, но в душе царила пустота. И та пустота, которая гнездилась в душе, не смогла заставить Лорисс вынуть меч и пронзить распластанное у ее ног тело.
Низко опустив повинную голову, Лорисс повернулась и пошла к двери, заранее проклиная себя за то, что так и не смогла решиться. Она толкнула дверь, уже жалея о том, чего не сделала. Лорисс мысленно просила прощения у матери, у бабушки, у Эрика, у соседского мальчишки… Впору самой кричать от злости. Но не на Елизара, а на себя.
Прокусив до крови губу, пряча глаза от света факела, словно он мог обвинить ее в том, что могла сделать и не сделала, Лорисс вышла на лестницу. Напрасно пыталась она в последний момент заставить себя вернуться и достать меч из ножен. Стоило только представить себе склоненную седую голову, и к горлу подкатывало чувство, далекое от возмездия. Слезы бессилия жгли глаза, но ничего поделать с собой Лорисс так и не смогла.
Витая лестница встретила Лорисс безмолвием и светом факела. Но она ушла от света. Спускаясь в полной темноте, она одной рукой прижимала к себе куртку, а другой держалась за близкую стену. Она должна была подготовить себя к тому, что ей предстоит посмотреть Глебу в глаза. Отец Света! Только б не жалость отразилась в тех глазах, и не сомнение в ее умственной неполноценности! Сочувствие - еще можно смириться, непонимание - она переживет. Только б не смотрел он на нее, как на ничтожество, как на человека, который не смог отстоять прошлое, наказать, воздать по заслугам. Отец, Отец, она не поднимет на своих хрупких плечах еще и этот взгляд, ослабь ношу! Пусть он просто кивнет в ответ, пусть…
Вдруг Лорисс показалось, что стало светлее. Неужели Глеб поднимается по лестнице, чтобы встретить ее? Разве нельзя оттянуть этот тягостный момент? И что сказать ему, если сказать нечего? Может соврать, что убила Елизара? Но так будет еще хуже, когда истина всплывет. А такую истину не скроешь. Сказать, разве, что его там не было? Отец Света, помоги! Потом, потом, она скажет ему правду, но не сейчас! Тьма возьми, не сейчас!…
И выискивая приемлемое решение, с удивлением понимала, что ошиблась. Призрачный свет, возникший ниоткуда, ничего общего не имел с теплым светом горящего факела. Серое облако, состоящее из мириад прозрачных пылинок, стремительно меняло очертание. Оно колыхалось, дрожало, становилось плотнее и едва уловимо пульсировало. Пахнуло холодом и чем-то сладковато-приторным. От этого запаха и приятного и отвратительного одновременно закружилась голова. Сердце глухо ухнуло в груди и понеслось куда-то вниз. И вдруг, на глазах у изумленной Лорисс, из бесформенной пыли соткался смутно знакомый образ. Прямо перед ней, широко открыв огромные карие глаза, стояла девушка. Безжизненное белое лицо сияло в темноте, а черные губы чуть приоткрылись, обнажив блестящие зубы. Девичий образ уплотнился, и уже коса змеилась по обнаженным плечам. Грудь девушки не поднималась от дыхания. Она спокойно стояла и глядела на Лорисс. Одновременно и в глаза и куда-то за ее спиной. Вот губы открылись, и в углу рта набухла черная капля и как резвое насекомое сбежала вниз к подбородку.
-А… Алинка, - Лорисс вздрогнула всем телом и в страхе отступила к стене. - Прости меня, Алинка…
Но девушка не слушала. Медленно двинувшись с места, она поплыла прямо на Лорисс. В панике нащупывая ногой верхнюю ступеньку, Лорисс оступилась и с размаху села на лестницу.
А призрачная девушка с огромными карими глазами и черным ртом плотным облаком прошла сквозь Лорисс и устремилась по лестнице вверх.
8
-Руку! Дай руку! - закричал Глеб и добавил уже тише, крепко схватив ее за руку. - Никогда не встречал такой упрямой девицы.
Лорисс навалилась грудью на край обрыва и выползла, наконец, на твердую землю.
-Говорил тебе, бери левее! Хорошо хоть до края недалеко. Свалилась бы вниз, вот я бы посмеялся.
-Посмеялся бы, - с трудом перевела дух Лорисс, - да еще как весело.
-Естественно, а ты как хотела? Всю дорогу тащу тебя на собственном хребте. А ты хоть бы слушалась…
-Давай опять, начинай сначала, - Лорисс посмотрела на порезанные об острые камни руки. - “Говорил тебе, левее”. Некуда там было левее. Наступила, нога и поехала.