– Эванджелина Стоукс!
– Здесь!
Пытаясь перекричать неутихающий гвалт, она заставила себя приблизиться к двери камеры. Опустила взгляд на свой покрытый пятнами лиф, на потяжелевший от грязи подол. Принюхалась к запаху собственного несвежего дыхания и пота и судо-рожно сглотнула, пытаясь избавиться от привкуса страха во рту. И все же, что бы ни ожидало ее за этой дверью, это не могло быть хуже того, что творилось здесь.
У двери камеры появились надзирательница и два стражника с дубинками.
– Ну-ка расступились и пропустили ее! – Один из тюремщиков ударил своей дубинкой по решетке, отгоняя ринувшихся вперед женщин.
Протиснувшуюся к двери Эванджелину вытащили из камеры и, сковав ей руки и ноги кандалами, вывели наружу и сопроводили на противоположную сторону улицы, в другое серое здание, где заседал суд. Стражники провели арестантку вниз по узкой лестнице в помещение без окон, заполненное поставленными друг на друга, точно птичьи садки, клетками, забранными с обеих сторон стальными прутьями. В каждой из таких клеток едва мог разместиться – да и то лишь согнувшись в три погибели – один взрослый человек. Девушку закрыли внутри, и, после того как глаза ее привыкли к полумраку, она разглядела силуэты заключенных в других клетках, услышала их стоны и кашель.
Когда на пол с глухим стуком упал кусок хлеба, Эванджелина от неожиданности подпрыгнула и ударилась головой о потолок. Сидевшая в соседней клетке старуха просунула руку между прутьями и схватила хлеб, сдавленно хихикнув при виде того, как испугалась девушка.
– Выходит на улицу, – указала она на потолок. Эванджелина задрала голову: над единственным узким проходом между клетками виднелась дыра. – Некоторые, вот, жалеют нас.
– Сюда бросают хлеб прохожие?
– Больше родственники, те, что на разбирательство приходят. Твои-то там есть?
– Нет.
Эванджелина услышала чавканье.
– Я бы поделилась, – спустя несколько секунд сказала старуха, – да вот только смерть как есть хочется.
– Спасибо, я обойдусь.
– Видать, ты тут в первый раз?
– И в последний, – ответила Эванджелина.
Соседка снова хихикнула:
– Ну-ну, когда-то я себе тоже так говорила.
Судья облизнул губы с явной неприязнью. Его пожелтевший парик немного съехал набок. Покрытые мантией плечи были припорошены осыпавшейся пудрой. По дороге в зал заседаний приставленный к Эванджелине стражник сказал ей, что за сегодняшний день судья уже рассмотрел более десятка дел, а за эту неделю – не меньше сотни. Сидя на скамье в коридоре в ожидании, когда ее позовут, девушка наблюдала за тем, как приходят и уходят обвиняемые и осужденные: карманники и опиоманы, проститутки и фальшивомонетчики, убийцы и душевнобольные.
Перед судом она предстала одна. Адвокат полагался только богатым. По правую руку от Эванджелины сидели присяжные, сплошь мужчины, и глядели на нее с различной степенью безразличия.
– Как вы хотите быть судимы? – устало спросил судья.
– Богом и моей страной, – ответила она, как ей было велено.
– Имеются ли свидетели, готовые за вас поручиться?
Девушка покачала головой.
– Отвечайте, заключенная.
– Нет. Таких свидетелей нет.
Барристер поднялся со своего места и озвучил выдвигаемые против нее обвинения: покушение на убийство, кража в особо крупном размере. Он зачитывал письмо, полученное, по его словам, от миссис Уитстон, проживающей в доме 22 по Бленхейм-роуд, Сент-Джонс-Вуд, в котором излагались подробности совершенных мисс Стоукс вопиющих преступлений.
Судья испытующе посмотрел на нее.
– Заключенная, вам есть что сказать в свою защиту?
Эванджелина присела в книксене.
– Сэр, я не брала перстень… – И осеклась. Если уж на то пошло, она как раз-таки взяла его. – Украшение мне подарили; я его не крала. Мой… мужчина, который…
Не давая ей договорить, судья замахал рукой:
– Я услышал достаточно.
У присяжных ушло всего десять минут на то, чтобы вынести вердикт: виновна по обоим пунктам.
Судья поднял свой молоток, а затем громко стукнул им и объявил:
– Эванджелина Стоукс приговаривается к четырнадцати годам ссылки в заморские владения.
Бедная девушка схватилась за деревянную перекладину перед собой, чтобы удержаться на ногах. К четырнадцати годам? Может, она ослышалась? Эванджелина взглянула на присяжных. В глаза ей никто не смотрел. Судья зашуршал бумагами на своем столе.
– Вызовите следующего заключенного, – сказал он судебному приставу.
– Это все? – спросила она у стражника.