А несколько месяцев тому назад мама умерла. Ванганип всегда ненавидела Флиндерс. Она часто забиралась на остроконечный холм близ поселения и глядела через бирюзовое море в сторону своей родины, лежащей в шестидесяти милях отсюда. «Какое ужасное место, – говорила она Матинне, – этот бесплодный остров, где ветер дует так сильно, что выворачивает из земли овощи и раздувает маленькие огоньки до адского пламени, а деревья сбрасывают кору, словно змеи шкуру». По словам матери, Флиндерс не имел ничего общего с землей ее предков. Лежал проклятьем на ее душе. На душах их всех. Их соплеменники постоянно болели; большинство детей, рождавшихся на острове, умирали, не дожив и до года. Народу палава пообещали землю, где царят мир и изобилие; если они будут делать, что велено, утверждали британцы, им позволят жить так, как раньше. «Но все это оказалось враньем. Сплошным враньем, в которое мы так глупо поверили, – горько вздыхала Ванганип. – А что нам оставалось? Англичане и так уже все забрали себе».
Заглядывая в лицо матери, Матинна видела в ее глазах гнев. И все же сама девочка не испытывала ненависти к острову. Флиндерс был единственным домом, который она знала в своей жизни.
– Подойди, дитя, – произнесла супруга губернатора после окончания танцев, поманив малышку пальцем.
Когда Матинна послушно приблизилась, леди Франклин, внимательно ее рассмотрев, повернулась к мужу.
– Какие выразительные глазки! И личико премиленькое, тебе так не кажется? На редкость симпатичное для туземки.
Сэр Джон пожал плечами:
– Честно говоря, для меня они все на одно лицо.
– Интересно, получится ли привить ей правильные манеры, дать воспитание?
– Она живет в доме школьного учителя, и тот обучает ее английскому, – сказал Робинсон, выступая вперед. – Девочка уже неплохо разговаривает.
– Как интересно. А где ее родители?
– Она сирота.
– Вот, значит, как. – Жена губернатора снова повернулась к Матинне. – Скажи что-нибудь.
Матинна изобразила книксен. Заносчивая грубость англичан уже не вызывала у нее удивления. И уточнила:
– Что прикажете сказать, мэм?
Глаза леди Франклин округлились.
– Бог мой! Я впечатлена, мистер Робинсон. Да вы обращаете дикарей в добропорядочных граждан.
– Поговаривают, что в Лондоне орангутангов обряжают на манер джентльменов и учат читать, – задумчиво произнес сэр Джон.
Что такое орангутанг, Матинна не знала, но слышала, как, сидя вокруг костра, старейшины говорили о дикарях – английских китобоях и тюленщиках, которые жили, словно звери, и чихать хотели на правила приличия. Леди Франклин, должно быть, что-то напутала.
– Здесь немного другая история, – со смешком возразил Робинсон. – Аборигены, как ни крути, все-таки люди. Наша теория заключается в том, что, меняя внешние обстоятельства, можно изменить и личность человека. Мы приучаем их к нашей пище, нашему языку. Наполняем их души христианской верой. Вот поглядите: туземцы теперь и одежду носят. Мужчинам мы остригли волосы, а женщинам внушили представление о скромности. Чтобы перемены проходили легче, дали им христианские имена.
– Я так понимаю, смертность среди них довольно высокая, – заметил сэр Джон. – Из-за деликатной конституции.
– Весьма досадное, но неизбежное обстоятельство, – подтвердил Робинсон. – Мы вывели туземцев из буша, где они не ведали ни Бога, ни даже того, кто сотворил их деревья. – Он хихикнул и уже более серьезно продолжил: – Не следует забывать, что все мы рано или поздно умрем, но прежде должны вознести Господу молитвы, позаботившись о спасении своей души.
– Совершенно верно. Вы оказываете дикарям большую услугу.
– Как зовут вот эту? – поинтересовалась леди Франклин, снова обращая свое внимание на Матинну.
– Мэри.
– А как ее звали изначально?
– Изначально? Аборигены называли ее Матинной. Миссионеры окрестили Ледой. Мы остановились на чем-то не столь… вычурном, – ответил Робинсон.
Девочка не помнила, чтобы ее окрестили Ледой, а вот имя Мэри мама просто терпеть не могла, поэтому палава наотрез отказывались его использовать. Так Матинну называли только англичане.
– Ну что ж, по-моему, она прелестна, – сказала леди Франклин. – Я бы хотела оставить ее себе.
Оставить себе? Матинна попыталась поймать взгляд Робинсона, но тот словно бы не замечал ее стараний.