Новшества в диете сопровождаются и изменениями в представлениях об «идеальной красоте», хотя, честно говоря, никакой причинной связи здесь нет. Так уж получилось, что новая мода предписывает женщине быть «в теле». Так что никаких больше облегающих джинсов (в том числе и для мужчин), никаких обтягивающих маечек, ничего «случайного» и непродуманного. А вот элегантность — пожалуйста, роскошь и даже шик — сколько угодно. Опять возвращаются широкополые шляпы, всякий там люрекс, белые подвенечные платья, длинные — вечерние, галстуки, двубортные пиджаки и даже смокинги. Никого уже не привлекает наряд «а ля умирающий с голоду безработный». Самый популярный стиль — «молодой менеджер».
Правда, говоря о «культурных модах», мы имеем в виду нечто совсем иное, хотя, в сущности, и не менее банальное.
Культурная трансформация может произойти даже за одну ночь: в одно прекрасное утро человек просыпается и узнает, что «с дискотеками покончено», что всем этим диск-жокеям, психоделяческому световому оформлению и бешеному реву стереофонических установок мощностью в две сотни децибел пришел конец. И чтобы не отстать от моды, надо посещать теперь «пиано-бары», т. е. небольшие ресторанчики, где усталый пианист (помните таперов 1920-х годов, игравших в кинотеатрах во время демонстрации немых фильмов?) наигрывает ноктюрны и старинные «слоу» и где теперь уже не танцуют, а просто... разговаривают. Разговаривают, представляете?
Вера во всякие чудеса и в сверхъестественное, которым еще совсем недавно все так увлекались, тоже пошла на убыль: никто больше не ездит оперироваться к филиппинским хирургам, удалявшим аппендикс просто пальцами, не делая даже разреза; никто не посещает макробиотические рестораны и не верит в летающие тарелки. Зато снова в моде матушка-природа: составленные по старинным бабушкиным рецептам бальзамы восторжествовали над сомнительными средствами химической фармакологии... Вообще критикуется все, что недостаточно «натурально».
В литературе перестало пользоваться успехом эссе. Заявись сегодня к издателям Пруст или Монтень, их бы либо осмеяли, либо вовсе выставили за дверь. Зато хорошо «идут» романы, особенно слегка интимного содержания, слегка в стиле «ретро», автобиографические или «поэтические»; плохи дела философов: о Гегеле даже слышать не хотят, Ницше стал «утомлять», а вот Хайдеггер пока еще держится (естественно: он до того непонятен, что толковать его можно как угодно). Фрейдизм устарел: французские «новые философы» — шарлатаны, да и от Фуко и Лакана ничего нового не услышишь. В общем, предпочтение отдается биографиям. И, как я уже говорил, неплохо «идут» автобиографии — жанр, который в 1970-х годах считался просто смешным. Сегодня каждый уважающий себя итальянец ведет свой «личный дневник»... на всякий случай: а вдруг когда-нибудь захочется написать книгу.
Очень модна сейчас археология: она опять пользуется большим успехом — в который раз за последний век. Хорошо «идут» учебники по садоводству, книги о путешествиях и вообще альбомы и журналы с красивыми картинками, поскольку установлено, что формальная красота — это «ценность в себе». Главное, чтобы было «красиво». Хуже обстоит дело с социологией, пользовавшейся такой популярностью еще несколько лет назад, а также с теологией, привлекавшей определенную категорию молодых «современных» интеллектуалов; вышла из моды и антропология, а о лингвистике и говорить не приходится: наконец-то можно не стесняться того еще недавно считавшегося совершенно постыдным факта, что ты не улавливаешь разницы между терминами: «семантика» и «семиотика», «значение» и «значимость».
Не «идет» поэзия. Вернее, теоретически она «идет», поскольку многие читатели и критики отзываются о ней хорошо, а на практике — увы — стихи не находят покупателя. По правде говоря, книги других литературных жанров тоже продаются неважно: очень уж возросли на них цены — совсем как на лекарства. Обычная, «нормальная», так сказать, книга стоит столько, сколько средний итальянец получает за целый рабочий день, и никто не гарантирует, что это не какая-нибудь жалкая литературная поделка, а на критику в данном случае ориентироваться не приходится из-за слишком сложных личных отношений, связывающих критиков с издателями. Именно по вине критиков итальянцы стали с меньшим интересом относиться к искусству. Из-за того, что одни (крупнейшие специалисты-искусствоведы) недавно признали «шедеврами, безусловно вышедшими из-под резца Модильяни», несколько камней, обработанных с помощью электрофрезы двумя «шутниками», а другие (художественные критики) завели долгую дискуссию, подвергая сомнению аутентичность картины, приписываемой кисти Симоне Мартини, многие перестали интересоваться изобразительным искусством и перенесли свое благосклонное внимание на музыку.