— А должны?
— Как сказать…
— Ты же сам недавно говорил, что все это чушь собачья.
— Говорить-то говорил, но…
— Что «но»?
— Знаешь, когда я оглядываюсь по сторонам, мне на ум сразу приходят кадры из фильмов, в которых городские жители попадают в общину к добродушным культистам, а те оказываются не такими уж милыми. Ты «Солнцестояние» смотрел?
— Это там, где чуваки отправляются в Швецию на праздник летнего солнцестояния и попадают в ловушку зловещего языческого культа?
— Ну да.
— Неимоверное занудство. Калька с «Плетеного человека».
— Это там, где Николас Кейдж, одетый в медвежью шкуру, метелил рандомных баб?
— Балда, я говорю про оригинальный фильм. А кино с Кейджем — ремейк. Жалкая подделка!
— Не смотрел.
— Обязательно глянь. Фильм — пушка!
— Непременно. Прямо сейчас поставлю на закачку…
Они немного помолчали.
— Жалко Пятака, — вырвалось у Луцыка.
— Да, хороший был парень. Смелый.
— А где его пестик?
— Там остался.
— Что ж вы так опрометчиво поступили?
— Вообще-то мы торопились. Ты умирал, надо было срочно везти тебя в Дарьяну.
Луцык замер, вопросительно уставился в потолок и перевел взгляд на Кабана:
— Вы же на повозке приехали?
— На повозке.
— На нашей повозке? Запряженной осликом Скороходом?
— Именно так.
— А почему ящеры его не загрызли?
— Хитрец успел смыться, а когда опасность миновала, он сам вернулся.
— Сообразительная скотина! Итак, подобьем бабки. Мы находимся в логове каких-то сектантов, у нас нет оружия… Ведь нету, я правильно понял?
— Совершенно верно.
— Но с другой стороны, они вроде дружелюбные ребята. Накормили, напоили…
— Баранов тоже хорошо кормят.
— Хочешь сказать, что они могут нас сожрать?
Кабан вздохнул.
— Они не едят мяса. Зато его может есть какое-нибудь их божество…
— Например, медведь Алеша, — вставил Луцык.
— … которому они намериваются принести нас в жертву, — произнеся это, Кабан вздрогнул.
— А ты эту видел… ну как ее… Веду-Милану?
— Настоятельницу? Видал. Натурально, ведьма. Бабка ростом метр с кепку, волосы белее снега, вся в морщинах, а голос как у Бабы-Яги из советских сказок. Я от одного ее вида, чуть в портки не наделал. В детстве я этой Бабы-Яги, как огня, боялся!
— Избушка, избушка встань ко мне передом, а к лесу задом, — скрипучим голосом спародировал Луцык.
— И немного наклонись! — вспомнил Кабан строчку из панк-оперы «Кащей Бессмертный» авторства Юрия «Хоя» Клинских.
Они синхронно захохотали.
Вволю поржав, выздоравливающий сделался серьезным:
— В общем, будем действовать по обстоятельствам. А пока не паникуем, держим уши и глаза открытыми.
— Слушаюсь, товарищ ээээ… — Кабан лукаво смерил взглядом друга. — К тебе как обращаться?
Луцык поправил тунику:
— Зови меня просто… Цезарь!
04. Фунт, «КиШ», Крот
Грохотнул выстрел. Остап схватился за грудь, громко охнул и, пошатнувшись, повалился на землю.
— Я же сказал, что в этот раз осечки не будет, — оскалил зубы Фунт.
Размеренным шагом он направился к поверженному Остапу.
— Смертельная битва, говоришь? — хмыкнул урка и заорал во всю глотку: — И кто теперь победитель⁈
Жители Алькатраса молчали.
— Я спрашиваю, кто победитель⁈ — голос мятежника был полон злости. — Кто, спрашиваю, победитель, а⁈
— Ты… ты… — раздались из укрытий голоса.
— Назовите мое имя!
— Фунт… Фунт…
— Громче, обезьяны!
— Фунт… Фунт… Фунт…
— Еще громче!
— Фунт! Фунт! Фунт! Фунт!
— То-то же.
Урка утер со лба пот и остановился у тела Остапа. Пнул его по ребрам носком сапога. Потом набрал полный рот слюны и презрительно плюнул.
— Не с тем ты связался, Остап, ой, не с тем, — покачал он головой.
И тут произошло неожиданное. Не подававший признаков жизни противник вдруг резко приподнялся, выкинул вперед руку с зажатой в ней катаной и пропорол лезвием шею Фунта. Кровь брызнула фонтаном. Раненый выронил пистолет и зажал ладонями поврежденное горло.
Остап поднялся с земли и постучал себя по груди. Раздался глухой звук, означавший, что у него под одеждой надет бронежилет.
— Ты совсем забыл про броник, дурачина.
— Сук… с… с… су… сука, — захрипел Фунт.
— Держи, вот тебе сувенир на долгую память, — режиссер кинул истекающему кровью урке сплющенную пулю.
— По… по… пошел к ч… ч… черт… к черту…
— Нет уж, это ты иди к нему, и передай, что тебя послал туда Остап.
В следующий миг лезвие катаны вошло прямо в сердце Фунта. Безвольной куклой он осел на землю и испустил дух.
К Остапу подошла Николь. Подобрала пистолет, прицелилась и выстрелила в голову трупу.
— Иногда они слишком быстро возвращаются к жизни, — пояснила она и уверенным шагом двинулась куда-то прочь.
— Ты куда? — спросил Остап.
— Нужно проделать еще несколько дырочек.
— А ты прям красавчик! — похвалила Николь.
— Это я в папу пошел. Он был вылитый Ален Делон, — не без гордости ответил Остап.
— Да я не об этом. Ты отлично сражался. Впрочем, задница у тебя тоже ничего.
Их обступили алькатрасовцы. Люди смотрели на победителя с нескрываемым восхищением. Но не так, как тогда, во «Втором дыхании». В тот раз все лезли к нему обниматься да ручкаться, а сейчас явно побаивались приближаться, держали дистанцию.
— Вот видишь, случилось то, о чем я тебе говорила. Теперь ты не просто чемпион, одержавший победу на ринге, ты — воин-победитель, — нежно шепнула ему на ухо Николь.
Остапа прямо-таки распирало от гордости. Заметив это, девушка с железными кулаками отвела его в сторонку и сказала:
— Ишь, надулся, как индюк!
— Ничего я не надувался.
— Мне можешь сказки не рассказывать. Лучше прикажи им, — Николь указала взглядом на собравшихся, — чтобы навели тут порядок. И скажи им, чтобы оружие собрали.
— Мне? Приказывать?
— Ну не мне же! После смерти Шрама и Гривы ты стал вторым человеком в Алькатрасе. Так что твое слово сейчас — закон.
— А первый кто? Крот?
— Нет, знаешь, я! Конечно, Крот!
— С чего ты так решила?
— Потому что я живу здесь уже лет десять и знаю, как все работает, болван.
— Не называй меня так.
— Как?
— Болваном.
— Как хочу, так и называю.
— Попрошу соблюдать субординацию. Я же второй человек в Алькатрасе, ты что, забыла?
Она хихикнула:
— Люблю мужчин с хорошим чувством юмора.
Остап посмотрел наверх. Там тонкое серое облачко пересекало диск солнца, что напомнило ему кадр из шокирующей короткометражки Бунюэля «Андалузский пес».
— Никак не могу к этому привыкнуть, — сказал он.
— К чему? — спросила Николь.
— В последние дни время словно бы взбесилось. Скачет галопом, только поспевай. А я уже не мальчик.
— Год такой.
— Високосный?
— Нет, просто хреновый.
Облако тем временем словно растворилось или сгорело.
— И что мне теперь делать?
Николь склонила голову набок:
— Если хочешь свалить отсюда, сейчас самое время.
— Куда свалить?
— К своим в Маяковку. У тебя же там друзья остались. Ведь так?
— Ну да… А откуда ты знаешь?
— Да слышала тут кое-что кое-где.
— А есть другие варианты?
— Конечно. Остаться здесь. Только для этого тебе надо завалить Крота.
— Ого! Никак в Алькатрасе стало на одного мятежника больше.
— Я — реалистка, и хочу тебе помочь. А реалии таковы: либо ты делаешь ноги, либо убиваешь Крота. После смерти Гривы и Шрама ты стал его конкурентом, и пахану будет проще, если тебя не станет на этом свете.
— А если бы его псы остались в живых?
— Тогда, наверное, Крот сделал бы тебя своей правой рукой. Хотя я не знаю, у этого старикашки уже давно тараканы из ушей лезут. Так что выбирай: или ты, или он.
— А меня за это не линчуют?
— Могут. Но если ты ничего не предпримешь в ближайшее время, то тебе точно хана.
Остап внимательно посмотрел на Николь.
— А почему ты мне помогаешь?
— Ты мне нравишься, — просто ответила она.
Решимость, исходившая от девушки, была почти осязаемой. А ее сияющие глаза, полные отваги, завораживали.