– Живо!
Льюис спустился по лестнице, вышел из дома вслед за отцом и без единого слова сел в машину.
Гилберт помчал в сторону деревни. Льюис не задавал вопросов, только пытался вспомнить, что собирался сказать. При виде отца все мысли вылетели из головы.
Гилберт притормозил у тротуара. Не решаясь поднять глаза, Льюис уткнулся взглядом в колени. Он собирался дать обещание. Приготовил целую речь – хотел убедить отца, что ему можно доверять, а теперь не мог и посмотреть в его сторону.
– Ну-ка, погляди сюда, – велел Гилберт.
Льюис повиновался.
Перед ними высилась церковь. В мягком сумеречном свете от нее словно исходили тепло и умиротворение.
– Точно такая же, как была, – проговорил Льюис.
– Да, мы очень старались. Желающих участвовать набралось много. Дики Кармайкл здорово помог. Нам всем было важно восстановить прежний вид.
Льюис молча обернулся к церкви.
– Так что? Ничего не хочешь сказать?
Льюис не ответил.
Гилберт завел мотор и рванул с места. По пути домой он не проронил ни слова.
Семья собралась в гостиной за обеденным столом у распахнутого настежь окна. Мэри расставила блюда и ушла домой до утра. Еще не стемнело, и свечи зажигать не стали. Взгляд Льюиса рассеянно блуждал по столу. Обилие всевозможных подставок и емкостей, серебряных, стеклянных и плетеных, действовало почти гипнотически. Он изо всех сил старался не думать о вине, которое Гилберт наливал себе и Элис.
Аромат красного вина смешивался с запахом свежевымытых овощей. Ели молча, если не считать просьб передать соль, и Льюис едва не рассмеялся, внезапно заскучав по шумным тюремным трапезам. Там было почти как в школе, весело и легко, а напряженную тишину за домашним столом он ненавидел. Наверное, с ним что-то не так, раз он готов променять дом на Брикстон.
Гилберт произнес тираду о том, чего они ожидают от Льюиса: вести себя прилично, найти работу, вежливо общаться с людьми и не пить. Слушая отца, Льюис продолжал невидящим взглядом таращиться на стол.
Элис резко отодвинула стул и, извинившись, вышла из столовой. Льюис с отцом закончили ужин в молчании. Наконец Гилберт отложил нож и вилку, аккуратно вытер губы салфеткой и встал.
– Ну, хорошо.
Он выжидательно посмотрел на Льюиса, однако тот все так же сидел, уткнувшись в стол. Гилберт на мгновение замешкался и вышел в гостиную вслед за Элис.
Вскоре послышался его голос, затем хлопнула дверь. В бутылке на столе ничего не осталось. Льюис бросил взгляд на боковой столик с напитками. Джина не было, лишь графины с виски и бренди да пара стаканов. Он не пил со дня ареста. А сейчас как раз удобный случай – только протяни руку. К тому же он не давал никаких обещаний, а значит, ничего не нарушит. Глубоко вдохнув, Льюис помедлил, затем вскочил на ноги и, выйдя в распахнутую дверь, решительно зашагал по траве.
В лесу уже сгустились сумерки. За спиной светились окна, но впереди было темно. Вглядываясь в заросли, Льюис как будто услышал шум реки. Как такое возможно? Река гораздо дальше, разве она могла переместиться? При мысли о массе воды, надвигающейся на дом, по спине пробежал холодок.
– Хорошо? – раздался голос над ухом.
Вздрогнув, Льюис обернулся. Он и не заметил, как подошла Элис, и не слышал, о чем она спрашивала.
– Я хотела сказать… в общем, давай попробуем подружиться, хорошо? – Ее голос чуть заметно подрагивал.
– Конечно, – как можно приветливее отозвался Льюис.
– Твой отец… он по тебе скучал.
Льюис был благодарен Элис за поддержку, однако сам думал иначе.
– Плохо было, да?
Он не сразу понял, что речь о тюрьме. Лучше Элис не знать подробностей.
– Бывает хуже.
– Мы тебя ни разу не проведали.
Это правда. Поначалу, напуганный и растерянный, он очень страдал без семьи. И даже несколько раз писал домой с просьбой повидаться, но позже решил, что без родственных визитов проще, и забыл о них думать. Или почти забыл.
Элис заставила себя ненадолго замолчать, однако не сдержалась и протянула пальцы к его предплечью.
– С глупостями покончено?
Он отдернул руку.
– Ну и молодец. – Элис чуть смущенно улыбнулась и направилась в дом с туфлями в руках: трава вымокла от росы, и она выходила к Льюису босиком.
Льюис проснулся в темноте в холодном поту и насмерть перепуганный. Снова тот же сон. Усевшись, он уперся ногами в пол, широко открыл глаза и принялся убеждать себя, что все это не о нем и вообще неправда. А даже если правда, то столетней давности, и о ней пора забыть. Этот сон снился ему и в тюрьме, только гораздо реже, чем раньше, – раз в месяц или два, и Льюис надеялся, что навязчивый кошмар скоро пройдет.