Выбрать главу

С советской стороны наиболее примечательной личностью в переговорном процессе стал маршал Ахромеев, сопредседатель — совместно с Полом Нитце — комиссии по вооружениям. Он стал фаворитом американцев с первых же слов, когда он назвал себя «последним из могикан», намекая на то, что он один из последних непосредственных участников Второй мировой войны.

Послушаем, что говорит об Ахромееве второй человек в американской команде — Ричард Перл: «Ахромеев достаточно хорош. Он успешно спорит с послом Карповым».

* * *

Параллельно инициативам Горбачева весной 1986 г. министр иностранных дел Шеварднадзе в значительной мере меняет состав групп переговорщиков. Сторонники жестких правил и «устаревших» аксиом уступают место таким пустопорожним чиновникам с гибким спинным хребтом, как Г. Кутовой. Особое значение имела созванная 23 мая 1986 г. конференция советских дипломатов, на которой прежний грузинский милиционер на русском (со страшным акцентом) объяснял профессиональным дипломатам достоинства «нового мышления» Горбачева. Общее распоряжение: не держаться старых догм и быть более восприимчивым к постулатам противостоящей стороны.

Вскоре американцы обнаружили, что их наиболее «жесткие» партнеры ушли с переговорной арены, а их место заняла новая плеяда фактически сбитых с толку дипломатов, которая при этом была гораздо приятнее в манерах и менее привержена догмам. «Молодые профессионалы с превосходными лингвистическими данными и манерами поведения в обществе стали выходить в первый ряд с невероятной скоростью. Шеварднадзе начал создавать дипломатическое окружение, руководствуясь собственным разумением».[12] Так пишет американский специалист.

Американские дипломаты обсуждали проблемы взаимодействия с советской стороной на встрече послов Америки в Европе 8 июня 1986 г. Посол в СССР Артур Хартман описывал последнее выступление Горбачева в Ленинграде. «Горбачев читает несколько предложений, а затем обращается к публике с многословными разъяснениями. Горбачев говорит как баптистский священник. Он перепугал всю советскую бюрократию, он говорит о «духовных ценностях» и о «новом советском человеке».[13]

В начале осени 1986 г. Горбачев предложил рандеву «посредине» между Москвой и Вашингтоном. Американская сторона выдвинула в качестве места встречи исландский Рейкьявик. Такой выбор не всем казался ординарным. Вот что отмечает посол Мэтлок: «Исландия не была нейтральной страной, подобно Швейцарии, но была одним из натовских союзников Америки и поэтому, в политическом смысле Горбачев проделывал значительно больше половины пути».[14]

В исландском Рейкьявике по правую руку от Горбачева лежала рабочая папка. Открыв ее, генеральный секретарь читал советские предложения в течение примерно часа. (Это был своего рода горбачевский ответ на неожиданные предложения Рейгана в летнем домике женевской виллы.) Изложение Горбачевым советских предложений представляло собой долгий монолог, но он восхитил американцев. Речь шла о трех проблемах: 1) стратегические вооружения; 2) ракеты средней дальности в Европе; 3) об оружии в космосе и о стратегической обороне. В конечном счете, Горбачев вручил Рейгану документ под названием «Директивы для министров иностранных дел СССР и США, касающиеся вооружений и ядерного разоружения».

Как сообщает посол Мэтлок, «русские постепенно делали важнейшие уступки по вопросу контроля над вооружениями… Горбачев согласился на американское предложение о 50-процентном сокращении тяжелых, запускаемых с земли и с подводных лодок ракет, согласился на низкий уровень ракет средней дальности и на обширные инспекции на местах… К полудню соглашение о ракетах средней дальности стало казаться настолько возможным, что американская делегация послала экстренные телеграммы американским послам в Западной Европе и Японии, чтобы те оповестили глав союзных с американцами правительств».[15]

Даже Шеварднадзе сказал, что «мы уже сделали все уступки. Теперь очередь за вами». Шульц, не веря ушам своим, попросил машинописную копию советских предложений.

Шульц размышлял о том, насколько несовершенна американская разведка. В частности, она предсказывала появление в Рейкьявике несговорчивых советских военных. Неверно. Маршал Ахромеев не был похож на человека, который пойдет против воли генсека Горбачева. И кто будет стоять за свое видение «вопреки всему».

На том и закончился первый день. Шульц с гордостью докладывает: «Мы не сделали никаких уступок, а получили неожиданно много».[16] Впервые советская сторона согласилась включить в число сокращаемых тяжелые советские ракеты СС-18 («Сатана»). Поздно ночью маршал Ахромеев сделал эту существенную уступку, которая не могла не быть согласована (или санкционирована) Горбачевым. В то же время советская сторона согласилась (как отметила американская сторона, неохотно) исключить из числа засчитываемых и сокращаемых американские системы передового базирования, способные нанести удар по территории Советского Союза. Почему?

Еще одна уступка Горбачева, представленная Ахромеевым: срок выхода из договора по недопущению создания национальных противоракетных систем был снижен с пятнадцати до десяти лет. Ахромеев отказался от прежнего требования запретить саму разработку космической оборонной системы США.

Еще одна важная уступка: советская делегация согласилась обсуждать лимит советских ракет в Советской Азии.

С американской точки зрения, новые договоренности были просто потрясающими. Горбачев признал принцип равенства и низкого уровня ракет средней дальности и предложил рассматривать эти квоты глобально. Он — невероятно — согласился сократить тяжелые ракеты советского арсенала на 50 процентов (с 308 МБР до 150 единиц), что американская сторона не могла не рассматривать как свою величайшую победу. А инспекции? Стоило ли Советскому Союзу десятилетиями сопротивляться инспекциям на местах, чтобы внезапно, буквально в одночасье, согласиться с этой американской идеей?

* * *

Рейкьявик был для американцев «подлинным прорывом». Поражены были специалисты переговорного процесса и в Москве. При этом на заседании Политбюро Горбачев клеймил Рейгана и американский империализм, заставляя переглядываться теряющих ориентацию коллег (об этом генерал Волкогонов сообщил Мэтлоку в 1992 г.).

В середине 1987 г. Горбачев ввел односторонний мораторий на советские ядерные испытания. Он официально ввел концепцию «разумной достаточности» или «достаточной обороны», фактически требовавших сокращения вооруженных сил страны. Горби, не колеблясь, объявил о том, что сторона, имеющая наибольшее число оружия (речь, разумеется, шла об СССР) должна пойти на асимметричные сокращения. Военная доктрина Варшавского пакта и Советского Союза впервые разошлись.

Часть 2

Ослабление ОВД

Внутренние перемены

В 1986 г. Горбачев начал внешнеполитический курс, который практически неизбежно вел к развалу Организации Варшавского Договора (ОВД). 10–11 ноября 1986 г. Генсек КПСС довольно неожиданно призвал в Москву руководителей стран — членов Совета Экономической Взаимопомощи. Он вызвал немалое их возбуждение, когда призвал руководство указанных стран к «реструктурированию» системы их политического руководства и обретению новой степени легитимности в глазах своих народов.

Фактически он сказал присутствующим, что «доктрина Брежнева» мертва и что СССР уже никогда не пошлет свои вооруженные силы для усмирения «еретиков» в социалистическом лагере — базовая перемена в советской внешней политике, произведенная на фоне высадки американцев в Гренаде, в Панаме, Ливане и пр.

Горбачев ни в грош не ставил тот «пояс безопасности», который был создан ценой нашей крови во Второй мировой войне. Он начал процесс фактического предательства просоветских сил — наших союзников, которые отказывались уже что-либо понимать в политике Москвы.