Резко встаю со стула, разворачиваюсь и иду на выход из кабинета. Каждый шаг отдаётся в висках, сердце колотится, словно вот-вот вырвется из груди. Рука сама тянется к ручке двери, я дёргаю её с такой силой, и закрываю, переступив порог, что дверь с грохотом захлопывается за моей спиной.
Звук эхом разносится по коридору, но мне всё равно. Я не вижу больше смысла разговаривать с этими людьми. Пусть сами как пауки в банке жрут друг друга доказывая кто прав, кто виноват. А я пас.
Глава 9.
Глава 9.
Хочу сбежать отсюда и никогда больше здесь не появляться несмотря на то, что и сколько я сюда вложила.
Ловлю себя на мысли, что моя жизнь теперь изменилась на сто восемьдесят градусов и как это принять, пока ума не приложу. Разве я могла подумать об этом утром, когда мы собирались сюда? Даже представить не могла…
Всё смешалось в моей голове: любовная связь мужа с дочерью Воронова, работа клиники, предстоящий развод, который теперь кажется неизбежным.
И как итог – практически нищее существование после двадцати лет тяжёлого труда на нескольких ставках в больнице и частных клиниках на подработках.
Почти двадцать лет! Я отдала столько сил, столько времени, столько здоровья этому браку, этим достижениям, этой, даже не моей мечте, а теперь всё это рушится, как карточный домик…
Спешу побыстрее в уборную, потому что слёзы градом, и мне надо привести себя в порядок.
Умывшись, чувствую, как холодная вода немного освежает лицо, смывая следы слёз и размазанный макияж. Замечаю, что из зеркала на меня смотрит разочарованная и растерянная женщина с покрасневшими глазами.
В уборной провожу около пятнадцати минут. От былой красоты, которую я наводила так тщательно перед открытием не осталось и следа.
Возвращаюсь в кабинет, чтобы скинуть с себя это платье.
Открываю шкаф, достаю припасённые джинсы и кофту. Наспех одеваюсь, накидываю куртку, застёгиваю её на все пуговицы, будто пытаясь защититься не только от прохладного весеннего воздуха, но и от всего, что происходит вокруг.
Решаю не ехать домой сразу. Мне нужно время. Нужно отвлечься, переключить мысли, иначе я просто сойду с ума. Хочу прогуляться, почувствовать свежий воздух, и не думать об этой ситуации хоть немного.
Замечаю входящий звонок от дочери. Не знаю, как сейчас поступить: взять трубку или нет. Наверное, надо взять, потому что, если она не дозвонится до меня, она может начать звонить отцу. А этого никак нельзя допустить.
Он сдуру ляпнет что-нибудь, и расстроить её. Но дочь я втягивать в эту ситуацию не хочу.
Она сейчас учится в другом городе на бюджете, и, если она начнёт отвлекаться на наши проблемы, переживания будут неизбежны. А я этого точно не допущу.
– Алло, милая… – беру себя в руки насколько это возможно.
– Да, мамуль! Привет! – щебечет моя птичка. – Ну что, вас можно поздравить? Вы открылись? – чувствую, как она рада за нас и закрываю глаза, смахивая очередную слезу.
– Ну да, открылись.
– Что-то радости в голосе нет… – сникает. – Что-то пошло не по плану?
– Да, есть немного, – цепляюсь за её предположение. – Но ничего серьёзного, не переживай! – спешу успокоить.
– Расскажи свои впечатления! – ей так хочется знать больше, а мне совершенно нечего ей рассказать.
– Доченька, так голова болит от волнения и переживания, – пытаюсь посмеяться, – давай потом, на днях?
– Ладно, понимаю всё. Папе тогда от меня привет и поздравления! Вы для меня настоящий пример, мамочка! Я буду ровняться на вас в будущем! – сыплет комплиментами, а я плачу тихонько, прикрыв ладошкой рот. – Всё, целую!
– Плохой мы пример, доченька, – говорю уже погасшему телефону, точно зная, что она меня не слышит. – Я совершенно точно никогда не пожелаю тебе, милая, оказаться в такой же ситуации, как твоя мама…
Скинув платье в мусорное ведро, не желая иметь его больше в своём гардеробе, спешу уйти из этого здания прочь.
Выхожу из кабинета и замечаю капли крови. Поднимаю лицо, замечаю, как недалеко стоит мои муж и держит салфетку возле своего носа. Скорее всего ждал меня.
– Ввалил тебе всё-таки Воронов? – молчит, хмурится. – Эх, жалко, я не видела. А как хотелось посмотреть…
Быстрыми шагами иду к выходу из клиники.
– Подожди, Марта, – следует за мной муж. – Я попросил же: подожди! – хватает за руку и держит, не позволяя вырваться.
– Как ты собираешься решать проблему долга? – это единственный вопрос, который мучает меня больше всего. Про измену говорить бессмысленно. Это уже свершившийся факт, который ничего не изменит.
Но долг... Долг Воронову – это то, что может разрушить всё окончательно в финансовом плане для меня самой.
– Пока не знаю. Был уверен, что клиника раскрутится, и я быстро верну ему деньги. Лариска с отцом обещала поговорить и закрыть этот вопрос. Всё бы разрешилось и утряслось, если бы ты не разболтала, что я с ней сплю, и что теперь не хочешь у него работать!
Его слова обрушиваются на меня новым ушатом дерьма.
– То есть то, что вы сношались как два кролика в кабинете, с условием, что войти в него мог даже Воронов, и ты мне изменил, это как бы ничего, да? А то, что я рот открыла и сказала об этом открыто, так всё испортила, – смотрю на него с нескрываемой ненавистью.
– Лара дверь не закрыла на замок, – объясняется этот идиот, словно оправдывается, что они были застуканными.
Наблюдаю, как из его носа снова течёт кровь, он размазывает её по лицу, а потом задирает его вверх.
– Блин, надеюсь, он мне нос не сломал, мудило.
– А я надеюсь, что сломал, – отталкиваю его с дороги.
– Надо было молчать о том, что увидела! – продолжает муж иди за мной. – Натворила ты дел, Марта! Ох, натворила! Своим языком всё сама испортила, и теперь он не только меня на счётчик посадил, но и тебя захватит. Оставит нас вообще без жилья. Без единственного, кстати!
Он назойлив, продолжает добивать меня, шагая по пятам.
– Какой же ты трус. Боишься, да?
– А ты нет?
– Нет, потому что у меня мозг есть. Мы же с тобой оба знаем, что он не сможет это сделать. Это наше единственное жильё, а значит, никакой суд он не выиграет, желая лишить нас его.
– Разберёмся с жильём, уверен. Марта, пожалуйста, пока не пиши заявление на увольнение, – неожиданно выдаёт мне практически умоляюще. – Всё правильно Воронов сказал, пусть хоть клиника работает, деньги приносит. Прогремела же рекламой на весь город.
Я продолжаю идти к выходу.
– Слышала, что он говорил: к тебе как к специалисту ещё народ захочет попасть на консультации. В том числе его родители. Не заставляй Воронова перед всеми краснеть. Он таких вещей не прощает. Для него оскорбление его чести и достоинства равно смерти, но только не его личной, а тех, кто это оскорбление нанёс. А в нашем случае моей. Между собой всё решим, уверен.
– Да, и как же?
– Спокойно, но ясное дело, что не здесь. И так, наверное, кто-то слышал наши разборки в твоём кабинете, – оглядывается по сторонам.
– Клиника сегодня закрыта, давно уже все разошлись.
– Ну и отлично. Меньше глаз, меньше сплетен. Просто давай поговорим, а потом и разойдёмся по-хорошему, по-человечески. Я не то, что тебя прошу, я тебя даже умолять готов. Сейчас Воронов успокоится, решим вопрос, где я буду жить с Ларой, а ты будешь спокойно жить в нашей квартире, если у меня всё получится, как я хочу. Всё нормально будет. Только пока не уходи с поста, не зли его.