– Что вы делаете?
– Спасаю вас.
– Меня не надо спасать, – бурчу сердито.
– Молчите. Вы, наверно, в зеркало себя не видели. Иначе не говорили так сейчас.
Её голос спокойный даже немного ласковый.
– Ваша забота прибираться, – пытаюсь отмахнуться, но она ловко ловит мою руку. Присаживается рядом на кровать и похлопывает легонько по моей руке.
– Если я вижу,что человеку нужна помощь, пройти мимо не могу. Вы уж простите, – её глаза смотрят с добротой и сочувствием. –Как поживает ваша жена?
– Не знаю. Она в больнице и не хочет меня видеть.
– Поругались? – понимающе тянет Надежда Егоровна.
– Развелись, – жёстко отрезаю я.
Секундная заминка.
– Как жаль…Вы такая красивая пара.
Она смачивает полотенце и снова прикладывает его к щеке.
– Разлюбили? Простите за вопрос.
Её назойливость раздражает и в то же время отдаётся забытым теплом в груди.
– Нет.
– Почему же дали ей уйти?
– Я не давал. Не верил, что уйдёт.
– А давайте я вам чаю заварю. Не в пакетиках, а настоящего мятного чая. Уверяю вас, вы сразу же почувствуете себя прекрасно, – она окидывает меня взглядом и добавляет. – Ну или почти прекрасно.
Через пятнадцать минут я уже сижу за столом в столовой, в руках у меня чашка, которая обжигает ладони. А аромат смеси трав будоражит разбитый нос.
– Хотите, я с ней поговорю? Мы с Марией Сергеевной хорошо общались.
Поднимаю на неё удивлённый взгляд.
Странная женщина. Может она того?
– Ну, поговорите. Только, мне кажется, это бесполезно.
Глава 20
Третье ноября становится для меня днём второго рождения Насти. С утра врач радует прекрасной новостью – сегодня принесут мою малышку. Ожидание и предвкушение встречи перекрывает все негативные мысли, которые терзали меня последние три недели.
Теперь самое время начать новую жизнь. И сделать я это хочу без мужчин. Без них спокойнее. Все звонки Олега я игнорирую. Для меня до сих пор загадка, почему он преследует меня. Такому мужчине найти красивую женщину ещё и без прицепа очень легко. Но он настойчиво звонит каждый день, пишет “доброе утро” , присылает цветы, которые я не принимаю и отсылаю обратно.
От Егора же ни весточки. И я должна радоваться этому, перестать о нём думать, но он не выходит из головы. Воспоминание о его разбитом лице до сих пор вызывает содрогание.
Как он?
Всё ли у него хорошо?
Зная его нелюбовь к больницам, я сомневаюсь, что он вообще обращался туда. Когда другие знакомые жаловались на мужей, что при температуре тридцать семь и два они лежали и ныли об ужасном самочувствии, мой Егор даже с температурой сорок, продолжал твердить, что всё хорошо. Я тогда буквально насильно вызвала скорую. Он трясся под одеялом от озноба и говорил врачу, что прекрасно себя чувствует.
А на следующий день я силком его вытащила на рентген. Двустороннее воспаление лёгких, постельный режим на две недели и почти месяц восстановления был вердикт врача.
На душе неспокойно.
Пытаюсь отвлечься от мыслей и набираю маму. Она почти сразу берёт трубку.
– Доченька, привет! Чем порадуешь?
Мамино хорошее настроение передаётся и мне, я улыбаюсь.
– Сегодня Настю принесут. Попробую покормить.
Даже на расстоянии чувствую, как мама рада.
– А мне можно приехать? Крохотулю нашу посмотреть.
– Я не знаю, мам. Спрошу у врача.
– Хорошо. А если сама есть начнёт, вас выпишут?
– Не знаю. Для меня сейчас самое главное, что она дышать начала сама. А если придётся провести в больнице ещё один месяц, я возражать не буду, – вздыхаю, но ничего не поделаешь.
В больнице карантин и нас даже на прогулку не пускают. Я месяц уже не выходила на улицу. Так хочется глотнуть прохладного воздуха. Похрустеть свежевыпавшим белым снегом. Но ради дочери я готова хоть всю жизнь просидеть в четырёх стенах. Она моё всё. Моя радость и любовь. Вот кто точно не предаст и не бросит меня, хотя бы ближайшие лет пятнадцать.
– Ты мне тогда напиши. Я сразу приеду. С работы отпрошусь.
– Хорошо.
Уже хочу попрощаться, но слышу, что мама мнётся.
– Ты что-то ещё хотела сказать?
– Ты Егору сказала?
– О чём?
– О Насте, что принесут сегодня.
Ну вот зачем она по больному. Я только ненадолго забыла о нём.
– Зачем ему о чём-то говорить? Он, наверно, и сам в курсе.
– Доча, ты всё равно скажи. Всё-таки это и его дочь.
– Мама! Я не поняла, на чьей ты стороне? – меня не то чтобы возмущает этот факт, скорее удивляет. Я думала, уж мама-то точно Егора теперь не захочет неи видеть и ни слышать.