Он смотрел на белую как лист бумаги Вику и стыдился. Вел ее под руку к лифту и стыдился. Укладывал на диван, кутал в плед, поил водой из ложечки и сгорал от этого странного, пугающего чувства - стыда.
- Викочка, давай я вызову скорую?
Она со стоном перевернулась на другую сторону. Через боль и немоготу, но сделала так, чтобы его не видеть. И снова нехорошо царапнуло по сердцу.
Идиотка Жанна. И он, наверное, тоже идиот.
- Хочешь лазанью? А пирог лимонный? Есть еще рагу, - Саша методично перечислял все, что нашел в холодильнике. Вика выглядела до того жалкой, что хотелось ее накормить и уложить спать, как маленькую.
- Не надо, - прохрипела она, не открывая глаз.
Смотреть на него, видимо, тоже было больно.
- А чего хочешь?
- Чтобы ты ушел.
- В магазин?
- Навсегда.
Что ж. Он ждал этого. Но как ни прокручивал в голове все варианты, не смог придумать достойный ответ. Уйти от Вики? Она бы еще предложила развестись. Вот уж глупость!
- Сейчас сварю тебе куриный суп.
Вот так правильно. Его жена сейчас в каком-то бреду и явно не понимает, что говорит. А потом, когда ей станет лучше, то и все остальное наладится. Саша выкрутится, он почти уверен. Над ним нависали проблемы и похуже. Он сажал самолет на одном работающем двигателе, летал в шторм, когда молнии рапирами пронзали облака, а самолет трясло как в припадке, и даже отдыхал в Индии без прививки от дифтерии. А тут просто какое-то недоразумение по имени Жанна. Конечно, все обойдется.
Саша с силой задвинул ящик, и тот, не смотря на доводчики, громко стукнул о панель. В какой из кастрюль Вика варит суп? И что из этих серых пакетиков можно использовать для бульона?
Перебрав всю заморозку, он нашел то, что больше всего походило на курицу. Кое-как впихнул ее в кастрюлю, и врубил горячу воду.
Куриные ноги или бедра не желали помещаться в посудину и торчали сверху, крышка не закрывалась, специи стояли непонятно где и в добавок, он вспомнил, что Вика готовит на фильтрованной воде. Наверное, это важно.
- Вот же гадство, - выругался Саша и слил только закипающий бульон.
А потом в голову ударила другая, совершенно безумная мысль: а если Вика больше не будет для него готовить? Что тогда? А рубашки? Безупречная чистота в доме? Украшенная к любому празднику квратира, все эти вручную вышитые подушечки, пледики, гирлянды на окнах, цветы в вазах, вкусные баночки в ванной, к которым он уже привык. Что будет, если вдруг все это исчезнет из его жизни?
- Да, бля*ь!
Саша кинулся вытирать с пола лужу. Пока он отвлекся, вода наполнила кастрюлю, перелилась за край и потекла по столешнице вниз.
Нет. Он не готов, он просто не может допустить всего этого!
Придурок, Господи, какой же он все-таки придурок!
Через пять минут Кораблев набирал номер ближайшего кафе:
- Добрый день, хочу сделать заказ на дом. Куриный суп, пожалуйста. И, я не знаю, хлеба к нему, что ли. И чай в чайнике можно? В кружке только? Ладно, несите, я в микроволновке погрею.
Когда он вернулся обратно, то увидел, что Вике стало лучше. Она сидела на диване и уже могла сфокусировать взгляд на предметах вокруг. Но на Сашу по-прежнему не смотрела.
- Я хочу, чтобы ты ушел, - каждое слово было произнесено медленно, с надрывом.
- Викуша, - от этого ласкового прозвища, плечи его жены сжались. Саша непроизвольно сглотнул. - Вика, ты все не так поняла.
- Скорее все, Саш. Но это и не удивительно. Я ведь у тебя тупая, помешанная на контроле, ревнивая истеричка. Психолога еще не нашел для меня? А лучше сразу психиатра, не зачем время на всяких шарлатанов тратить, будем гасить это транквилизаторами!
От этих слов он поморщился, как от зубной боли. Кораблев ненавидел сарказм. И не умел отвечать тем же, предпочитая говорить все в лоб. Или врать. На том и прокололся.
- Вика, это моя квартира.
- Это квартира банка, - громко, почти истерически засмеялась его жена.
- Допустим. Но я отсюда не уйду.
Наконец она подняла на него свои уставшие впалые глаза. Теперь в них не было прежней заботы. Саша явственно видел, что в карих, похожих на янтарь, озерах плещется что-то другое. Что-то типа… ярости?!
- Тогда уйду я.
Вика оттолкнулась от дивана и со стоном встала на ноги. Она вся дрожала и было видно, что любое движение причиняет ей боль.
Физическую. Душевную. И Бог его знает, какую еще.