Я долго примеряла разные наряды, выбирала что-то красивое и сексуальное, что-то простое и свободное, что-то новое, пока еще могу влезть в вещь с этикеткой, надо этим пользоваться. Но в конце концов остановилась на домашнем платье. Простое по крою, нежно голубого цвета, оно не обтягивало, но и не прятало живот.
Потому что я беременна и хватит это скрывать.
Посмотрела на часы. Стрелка приближалась к полуночи. На столе остывал ужин, к которому Саша не пришел.
Когда он получил должность командира, я приготовила говядину по бургундски.
Когда мы купили эту квартиру, я чуть не подожгла дом, подавая на стол блинчики креп-сюзет.
Машину мы отмечали венгерским гуляшом, который я томила семь часов.
И теперь тоже важное событие. Не просто важное, а самое главное для нас двоих. И встречать его мы будем остывшим супом и макаронами по флотски. Я открыла крышку кастрюли, чтобы убедиться, что те еще и слиплись.
И когда я уже решила идти спать, в дверь позвонили. Не постучали, как обычно и не открыли своим ключпом.
Нехорошее предчувствие жаром опалило меня изнутри. Я как тот блинчик на сковороде, вспыхнула и снова погасла.
"Господи, только не это", - пронеслось у меня в голове.
Быстро, будто от этого зависела моя жизнь, я подлетела к двери и потянула ручку на себя. Именно так нужно встречать врагов - открыв глаза, подняв забрало.
Но на пороге стоял не враг. Там, переминаясь с ноги на ногу, мялся Сережа Фридман.
- Ты?! - То ли облегченно, то ли удивленно выдала я. У Фридманы во внутренней прошивке было удивительное чувство такта, и позволить себе прийти в гости так поздно он просто не мог. И тем не менее.
Серёжа, одетый в форму, мялся на пороге и не решался войти.
- Извини, Ви-витаминка. Я к дому подъехал и увидел, что у тебя свет горит, дай думаю зайду.
- На ужин? - Я торопливо поправила подол платья, в котором ощутимо угадывался живот. Напрасно. Фридман бы не заметил беременность, даже если бы я вышла в коридор голой. Он смотрел куда угодно - на потолок, на стены, на вычищенные носы своих ботинок - но только не на меня.
- Не на ужин. По делу. Позови, Сашу, по-по-пожалуйста, мне с ним поговорить надо, - он скривился как от зубной боли и добавил, - мы поругались сегодня и как-то это нехорошо вышло. Неправильно.
Какой интересный день я выбрала для того, чтобы сообщить мужу новость. Проблемы в аэропорту, суды, приставы, ссора со старым другом и слипшиеся макароны - все располагает к приятной беседе. А впрочем, тянуть или переносить разговор смысла нет. Дотянули уже.
Я вытерла руки о полотенце, висевшее у меня на плече и сделала шаг в сторону.
- Проходи. Саша написал, что задержится на работе, думаю, вот-вот придёт. Тебе хоть чай налить или его ты тоже дома пил?
За собственными мыслями я не заметила наступившую в доме тишину - тревожную и густую, как кисель.
Как в замедленной съемке обернулась назад и напоролась на взгляд Фридмана. Острый, он почти разрезал меня на лоскуты. Уже тогда я поняла, что сейчас услышу что-то плохое.
- Вика, - серьезно произнёс Сергей, - твоего му-му-му… вот б*ядь… - Каждый раз, когда Фридмана клинило на каком-то слове, он очень злился, но перестраивал мысль иначе, чтобы обойти неприятное слово-костыль. - Кораблева сегодня не было в офисе. И задержаться там он не мог, потому что выполняет складскую работу, а склад уже закрыт, я ли-ли-лично проверил.
- Он написал, что задерживается на работе, - с маниакальным упорством повторила я. На лице никаких эмоций. В сердце все та же чертова льдинка, которая словно заморозила меня изнутри, обрубив все чувства под ноль. Но почему тогда так страшно? Почему так больно, божечки?! Онемевшими от холода пальцами я тянусь в карман. Стоп, нет у этого платья никаких карманов, а телефон лежит здесь, на встроенной консоли. Отчего-то руки дрожат. Я по памяти набираю Сашин номер. Сердце стучит быстро, оно шпарит отбойным молотком и за этим звуком я глохну. И потому не сразу слышу металлический чужой голос:
« Абонент вне зоны действия сети».
Я знаю, что это не случайность, не глупая досадная ошибка, но тем не менее набираю Сашу снова. И потом ещё один раз, контрольный.
- У него выключен телефон.
И я теперь тоже смотрю куда угодно, но только не на Фридмана. Взгляд блуждает по квартире: вымытый накануне пол, белый потолок, чистые носы мужских ботинок, дрожащие от стресса руки. Все что угодно, но только не обеспокоенное лицо в шаге от меня. Мы оба не смотрим друг на друга, наверное, потому что нам есть что скрывать.