Ромеро я могла понять, ведь он мной владеет. Но её ни понять, ни простить – не могла.
Ничего из вещей я с собой взять не могла. По любой из них он смог бы меня отыскать. Поэтому вышла во двор и сквозь низенькую калитку прошла во двор соседки, где на улице сушилось постельное бельё.
Оглядевшись мельком, быстро сняла с себя всю одежду и, оставив её под кустом, стащила с верёвки простыню. Завернулась в неё. Получилось довольно удобно. Ещё бы закрепить чем-нибудь…
Подумав, отцепила от верёвки пару прищепок и защепила ими простыню в районе плеча, чтобы узел ненароком не развязался. После чего огляделась и, убедившись, что никого поблизости нет, дворами поспешила по улицам.
Идти пришлось босиком. Любая собака нашла бы меня по запаху, если бы только не прошёл дождь. Я старалась петлять, путать следы, забегать на траву, мокрую от ночной росы, проходить по лужам грязи, оставляя за собой отпечатки босых ног.
Было только одно место, куда я могла пойти в этой ситуации.
Карнавальная площадь, которая расположилась на окраине, чтобы гуляния не мешали движению в городе. Здесь почти всегда стояли какие-нибудь бродячие артисты, и этот день не оказался исключением.
Остановившись перед ярким разноцветным фургончиком, я постучала в дверь и замерла. Вокруг темнота. Только луна светит, и в отдалении виден костёр в перелеске, где, видимо, остановились дежурные. Запоздало я подумала о том, что стоило сначала подойти к ним, но только тогда, когда костяшки пальцев закончили громкий стук.
Спустя несколько секунд дверь резко отворилась.
— Кто? – спросила крупная женщина в ночном колпаке.
— Вы не знаете улицу Мэри Счастье?
— В трёх кварталах отсюда да вниз до набережной, – мрачно ответила женщина.
— А рядом найдётся озеро? – уточнила я.
— Входи, – женщина распахнула шире дверь и впустила меня в фургон.
Когда я прошла внутрь, она зажгла лучину, а с её помощью – масляную лампу, которую поставила на стол. В дальнем конце фургона расположились три кровати, койки, расположенные друг над другом, к которым была приставлена лестница. Женщина, видимо, спала на нижней, вдвое шире верхних, потому что та была пуста, а на втором и третьем ярусе свернулись калачиком маленькие детские фигурки.
— Какое горе приключилось с тобой, дитя прозрачных вод? – спросила она, усаживаясь за стол.
— Мне нужно скрыться.
Я вынула руку из-под простыни и продемонстрировала браслет принадлежности.
Женщина цокнула и покачала головой.
“Дитя прозрачных вод” – так называли бродячих артистов из озёрного края. Обмениваясь кодовым приветствием, мы указываем, откуда родом и к какому содружеству артистов принадлежим. Если постучавшийся не назвался, его не пустят на порог.
— Неужели так невмоготу было, – вздохнула она.
Я не смогла ответить. На глазах выступили слёзы.
— Ладно, не реви, – проворчала она. – Спрячем мы тебя, с козами поедешь завтра, там ни один пёс и ни один дракон не унюхает.
— Мне бы только город покинуть незаметно, – зашептала я срывающимся голосом. – Да приодеться хоть немножко. Я ничего из дома дракона не забрала, один только браслет остался. Три года всего осталось, как он силу потеряет. Вывезите меня, а дальше я уже сама, не буду на вас беду накликать!
— Ш-ш! – резко шикнула женщина. – Детей разбудишь. Как звать-то тебя?
— Айвори, – тихо отозвалась я.
— А что, коль найдут тебя, дурёха?
— Да кто таких, как я, ищет? Дело для вида заведут, а казна выплатит неустойку, дракон и махнёт лапой. Лишь бы след потерялся.
— Три года ходить дрожать будешь.
— Это лучше, чем терпеть унижения и быть вещью.
— Идём. Покажу тебе хлев.
Она взяла лампу со стола и вышла из фургона. Некоторое время мы шли по сонной площади, пока не остановились перед другим вагончиком, от которого явственно ощущался запах козы. Женщина ключом открыла замок и, распахнув дверь, жестом предложила мне забираться.
Внутри никого не было. Должно быть, животные в это время паслись неподалёку от полянки дежурных.
Поблагодарив незнакомку, я залезла внутрь, сгребла сено в большую кучу и устроилась на нём, как в мягком кресле.
— Жди, – в строгом голосе женщины послышались нотки жалости. – Одеяло тебе принесу.
Глава 3
Холодная ночь миновала, а за ней и несколько часов покачивания на неровных дорогах. Коза, стоявшая в вагончике неподалёку, смотрела на меня, как на куст, и то и дело порывалась куснуть кончик одеяла, который по случайности оказывался рядом.