— Не начинай! Видишь же на нервах человек. Зачем ещё масла в огонь подливаешь?
— А может, ему накапать чего-нибудь успокоительного?
— Я тебе накапаю!
Оглядываю комнату. Пытаюсь найти, на что бы отвлечься, чем занять себя. Я раньше не понимал, как некоторые мужики, у которых жёны в роддомах, могут пить. Но сейчас до меня дошло, что это нечто, что ты вообще не можешь никак контролировать, и просто сходишь тихо с ума.
— И почему она так долго не отвечает? — говорю я себе под нос и вздыхаю.
— Марат, давай из тебя человек выйдет, да? — кричит мне Эльвира с другого конца зала.
— А её в родовую увезли уже? — мама смотрит на меня.
Я пожимаю плечами. Это странно, но от того, что меня постоянно кто-то о чём-то спрашивает, я как будто переживаю чуть меньше. Всё же хорошо, что мама с Эльвирой вызвались помочь мне с подготовкой к встрече Веры. Пусть за последние полчаса я и узнал то, о чём предпочёл бы забыть. Но главная ценность того, что все они оказались тут, в нашей квартире, состоит в своеобразном подтверждении того, что тёмная полоса для нашей семьи закончилась. Нам всё ещё тяжело без папы, но сегодня мысли каждого заняты другим событием. Мы ждём Веру и нашего сына.
Я знаю, что нам с Верой ещё предстоит продолжить тот непростой разговор. Да, результаты экспертизы оказались отрицательными, но это не отменяет моего похода налево. Как бы мне ни хотелось, чтобы и он оказался чьим-то наговором, от правды не убежишь. Подруга Веры Аня посоветовала найти хорошего семейного психолога. Не уверен, что в нашей глуши такие имеются. Но если нужно будет, я найду.
— Слушайте, а где Ильяска? — Эльвира вдруг поднимает голову.
— На кухне был, — отвечает ей муж.
— Марат, а телефон твой где, — мама поворачивается ко мне. Я ощупываю карманы и понимаю, что телефона нет. Вот только что в руках держал, когда на кухню заходил. Я спешу обратно и вижу племянника с моим телефоном в руках.
— Сын, ты как его разблокировал? — удивляется Эльвира. Тот пожимает плечами.
Я дрожащими руками забираю у него трубку и открываю сообщения.
— Мальчик, четыре пятьдесят, пятьдесят восемь сантиметров! — кричу, улыбаясь. Слышу, как из зала все спешат в кухню.
10.2
Он похож на маленького меня. Всё время хмурится. Часто кричит. Мне страшно брать его на руки, ведь он кажется очень маленьким и хрупким. Я поражаюсь Вере, что так уверенно носит его на руках, кормит и переодевает. Мне хочется ей помочь, но страшно облажаться. Мама говорит с первым ребёнком всегда так. Но когда я держу его во время купания или просто когда Вера занята, меня переполняют эмоции. Раньше я думал, что нет на свете второго человека, кроме Веры, про кого бы я мог сказать, что люблю. Но сейчас я держу этого человечка на руках. Мне хочется кричать на весь мир, что это мой сын. Я отец…
Первые несколько дней после их возвращения из роддома мы проводим так, будто того «неприятного инцидента» и не было вовсе. Просто не до того. Вера чувствует себя неважно. Малыш не сразу адаптируется к дому и плачет. Мама и Эльвира часто приходят, чтобы как-то помочь, показать, научить. Мы рады всему, любому совету. Иногда я вижу, что Вера раздражается, но даже моя родня понимает, что это из-за стресса.
Примерно через пару недель всё приходит в норму. Мы оба постепенно привыкаем к роли родителей, задаём уже меньше вопросов и в целом реже паникуем. Вера лучше высыпается и всё чаще заговаривает на отвлечённые темы. Появляется обычный её боевой взгляд. Я понимаю, что нужно расставить все точки над i. Ведь напряжение между нами никуда не делось, просто стало фоном для совместных дел.
Малыш засыпает после кормления, и у нас появляется время для разговора. Я достаю тот самый конверт, и замечаю, как её передёргивает. Мне не хочется портить ей настроение, разрушать эту видимость безмятежности, но только так мы сможем прийти к какому-то осознанному решению.
— Это результаты теста ДНК, — опускаю конверт на стол. Вера смотрит на него. В её глазах страх.
— Что там? — спрашивает, тяжело вздыхая.
— Ты не взглянешь? — удивляюсь я, припоминая, как она настаивала на экспертизе.
— Просто скажи, — отвечает она, устало опираясь локтем на стол.
— Он не мой, — произношу я и вижу, как она выдыхает с облегчением.
Но меня интересует ответ на главный вопрос:
— Я могу остаться с тобой?
Вера отвечает не сразу. Я вижу, как внутри неё идёт борьба. Как она тщательно подбирает слова.
— Кажется, я уже говорил, но повторю ещё раз: я люблю только тебя, — говорю так, будто это моё последнее слово на суде. — И да, я виноват. Но если ты позволишь, я искуплю свою вину, докажу, что я достоин быть твоим мужем.
Она смотрит на меня, поджав губы. Потом отводит взгляд и коротко кивает. Конечности холодеют. Пульс сходит с ума. Я с улыбкой поднимаюсь, чтобы подойти к ней и обнять. Но она вдруг произносит:
— Но учти, Марат, второй шанс даётся всего один раз.
— Я понимаю, — отвечаю серьёзно. В голове поселяется мысль, что если я ещё раз облажаюсь, то потеряю их навсегда. Но она не пугает, ведь я не намерен больше совершать ошибок.
Это первое семейное застолье для нас после рождения ребёнка. Вера не находит себе места, постоянно прислушивается, поглядывает в сторону детской. Я сжимаю её руку под столом. Она переплетает наши пальцы, смотрит на меня с улыбкой. Мне очень трудно удержаться и не поцеловать её при всех.
— Ты очень красивая, — шепчу ей на ухо вместо этого.
Вера закатывает глаза, видимо, воспринимая мои слова как лесть. Мне немного жаль, что она не верит. Потому что я и правда думаю, что она необыкновенно красивая. Я поправляю её наспех уложенные волосы.
— Ты посмотри на них, — усмехается Наташа. — Ну что, молодые родители, когда за вторым.
Ощущаю, как напряжённо дёргается ладонь Веры в моих руках. Она сдержанно улыбается, однако я знаю, какие чувства её переполняют.
— Сейчас явно рано об этом говорить, — отвечает она, сделав глубокий вздох.
— Да и в целом, что плохого в одном ребёнке? — добавляю я, глядя на Наташу невозмутимо. Та осознаёт, что шутку её не поняли и переключается на Эльвиру, начинает расспрашивать её о чём-то.
— Спасибо, — шепчет Вера одними только губами. Я в ответ сжимаю её руку крепче.
Эпилог
Вера
Никто не знает, что ждёт нас в будущем. Я простила измену и решила дать Марату второй шанс. Знаю, что даже среди самых близких есть те, кто считает, что я поступила неверно. Кто-то думает, что мужики, как маленькие дети, изменив один раз и не получив наказание, они продолжают «поступать плохо». Но я убеждена, что всё в конечном итоге зависит от человека.
Когда мне было тяжело, и не ясно, что делать, я спросила свою подругу: «Как можно доверять человеку, предавшему однажды?» Она ответила, что доверие — это всегда выбор, ты либо доверяешь, либо нет. Это трудно понять, если прежде ты никогда о таком не думал. Никто не даст тебе никаких гарантий относительно надёжности другого человека.
Я выбрала довериться Марату снова, дать второй шанс. Мне не хочется подозревать его, дёргаться из-за любого подозрительного жеста или взгляда. Я намерена жить с ним счастливо и в любви. Растить и воспитывать нашего сына вместе. Поддерживать друг друга во всём, как бы банально это ни звучало. Марат знает, что произойдёт, если он вдруг снова «ошибётся» или «оступится». Потому стал более осторожным во всём, что касается других женщин. Вероятно, так люди и становятся более зрелыми.