Всё оказалось до будничного просто и банально. Шеф и подчиненная. И о них знали все.
Все…
Быстрыми кадрами перед глазами возникали и исчезали взгляды мамы и Норы. Вот, они серьезно смотрят друг на друга. Затем — с улыбками на меня. Знакомыми до каждой морщинки улыбками смотрят и предают меня. И боль от их предательства не меньше. Я им верила. А они знали…
«Гог, а это кто?» — всплыла в памяти фраза свекрови, будто специально, чтобы я смогла за нее ухватиться. Может, мама не знала?
«Это ты во всем виноват!» — прозвучало в голове следом. Отец тоже знал. Господи, он тоже знал и покрывал его!
Из груди вырвался долгий стон.
Приди в себя, Ксения!
Нащупав между передним и задним колесом характерные контуры, схватила находку, поднялась на ноги. Промокшие насквозь брюки палаццо облепили голени. «В первый раз надела, и уже на выброс», — вылезло откуда-то из подсознания и тут же улетело в небытие. Всё равно. Неважно.
Больше ничего не важно.
Разблокировала машину.
Сердце билось где-то в горле. Не в силах больше удерживать рыдания, бросилась на сиденье и изо всех сил потянула на себя дверь.
Но она не захлопнулась.
— Твою мать!..
Повернула взгляд налево, сквозь пелену слез заметила искаженное от боли лицо мужа — кажется, он подставил руку в проем, и удар пришелся ему по запястью. Чуть не кинулась к нему на помощь. Мне стоило усилий удержаться от того, что казалось таким естественным. Поцеловать место, которое приняло на себя удар, облегчить боль любимого человека, взять часть ее на себя. Я бы сделала это, не задумываясь. Потому что мне было точно так же больно, когда что-то случалось с ним. Я делала это. Всегда. Но не в этот раз…
— Ксюша, умоляю…
Я молча посмотрела на любимого. Он не надел свое пальто и стоял передо мной в черной рубашке, наспех заправленной в черные брюки. Снег валил крупными хлопьями, оседал на его черных волосах. Моргнула и, прищурившись, вгляделась в его глаза. Тоже черные. Все такие же любимые. Тщетно пыталась выудить из этой черноты хоть что-то, за что можно ухватиться. Так смотрят, наверное на «Черный квадрат» в отчаянных поисках «нуля форм», начала начал…
Кому-то удавалось, и он уходил одухотворенный. Я же не нашла и так же молча закрыла глаза. Чувствовала, как льются слёзы, но не могла их смахнуть — будто силы меня покинули вместе с волей к любым движениям. Весь мой максимум остался там, снаружи, оставляя на асфальте борозды коленями. Будто вместо меня здесь валялся манекен, пустой и безвольный.
— Джана, это не то, что ты подумала!
Господи, как пошло!
— Ксюш, посмотри на меня!
Не хочу, Карен… Попробовала. Больше не хочу…
— Какого черта ты вообще сюда приехала⁈
Милый, я уже и сама не понимаю…
— Да скажи уже что-нибудь, черт возьми!
От внезапного прикосновения мужа вздрогнула и открыла глаза. Карен начал трясти меня за плечи.
Прямо вот так, я внутри салона, а он ногами снаружи а верхней частью тела просунулся внутрь, взял обеими руками меня за плечи и, немного развернув к себе, тряс и требовал, чтобы я что-то сказала. Я уперлась взглядом в его плечо, на котором ядовитой змеей извивался тонкий светлый волос, оценила чувство юмора провидения и хмыкнула. Затем еще раз. И еще, пока не перешла на истерический смех, сотрясавший мое тело похлеще терапевтической тряски от мужа.
Блондинка.
Крашеная!
Всё бы ничего, но я тоже блондинка! Самая натуральная. Хотя и успела об этом забыть, воспринимая регулярные подкрашивания корней в темный просто рутинным уходом за внешностью. Больше десяти лет. Но не потому, что не нравилось, как на меня смотрели все прохожие, когда мы прогуливались с мужем по вечерним аллеям. И даже не потому, что устала от шуточек его друзей о «беляночке, которую он украл с казармы».
Я чувствовала, Карену подобное не нравилось, хоть он и не демонстрировал этого. Пока однажды, во время очередного юбилея очередной друг отца громко не пошутил: «Карен джан, как тебе повезло, что не пришлось далеко ездить за своей белоснежкой. Я же помню, какой ты в детстве был ленивый». Все посмеялись, а муж улыбнулся мне: «Ксюш, да перекрасься ты уже в темный, а то от моей репутации ничего не останется».
Слезы так и продолжали капать с глаз, а я продолжала смеяться над фарсом, в который в одночасье обернулась моя идеальная сказка о любви.