«И это ты хочешь разрушить?»
Глава 11
Следующие несколько дней сливаются в один долгий, нескончаемый бред. Длительный стресс такой силы и мороз сделали свое дело, и, совершенно обессилев и физически, и морально, я слегла.
Я редко болела. Даже находясь в прямом контакте с заболевшими в сезон детьми. Даже когда все вокруг чихали, кашляли и стонали от ломоты. Это был драгоценный дар небес, потому что всегда активная, решительная, я ненавидела то состояние немощи и зависимости, в которое погружали людей вирусы. Но если уж я умудрялась заболеть, то делала это весьма самозабвенно: не сбиваемая температура под сорок, потеря связи с реальностью, боль в каждой клетке тела, раздирающий легкие кашель…
Чтобы не омрачать детям долгожданные каникулы, Карен отвел их к своим родителям. Собрал небольшую сумку с вещами первой необходимости и просто поставил перед фактом. Я не могла возразить — прекрасно понимала, что в недолгие промежутки прояснения едва буду в состоянии хотя бы о себе позаботиться.
Все это взял на себя он. Не отходил ни на шаг, пока я находилась в бессознательном бреду. Связь в семейным врачом, прием препаратов, ингаляции… Он буквально носил меня на руках до ванной и обратно, переодевал, кормил, сбивал температуру — и так по кругу, пока наконец через несколько дней я смогла самостоятельно взять в руку ложку и поесть немного бульона.
— Не досолил, — хриплю и откладываю в сторону приборы.
— Ну, наконец-то, — улыбается муж, — узнаю свою жену.
— Хочешь сказать, я всё время недовольна? — Его слова неприятно кольнули, хотя я и понимаю, что за ними нет намерения меня обидеть.
— Хочу сказать, что рад видеть, как ты снова хоть что-то замечаешь. — Он забирает поднос и ставит его на прикроватный столик, не переставая улыбаться. — Ксения Викторовна, ты умеешь болеть, как никто другой.
Отвечаю на его реплику слабой, вымученной улыбкой. Помню, как он испугался, когда впервые пришлось пережить эту пытку. Мы с ним шутили, что он прошел боевое крещение и теперь может подавать документы в медицинский ВУЗ.
— Какое сегодня число?
— Пятое.
— Господи, все каникулы проболела… — пытаюсь приподняться на постели. Карен без слов понимает, встает и начинает поправлять сбившиеся за спиной подушки, чтобы мне было удобно.
— А чего ты ожидала, когда в одном тонком открытом платье на морозе стояла? — ворчит он. — Как детский сад, честное слово.
— Дети?
Рассматриваю его лицо, пока заправляет края одеяла мне под ноги: покрытое щетиной, осунувшееся, с сизыми кругами под глазами.
— У наших. Очень скучают, звонят каждый день, спрашивают, когда мы их заберем. Не понимают, почему они не могут домой вернуться, — садится рядом. — Ты понимаешь, что у них тоже стресс? Мы с тобой их приучили к тому, что у нас идеальная семья… — медленно выдыхает, хмуро поглаживая колючий подбородок. — Нора взяла на себя их досуг. Водит по всем городским елкам и игровым центрам.
— А каток?
От него пахнет табаком и мятой. Наверняка, дымил без остановки. Он всегда курит, когда волнуется. Сколько не пыталась, а от этой его дурной привычки не смогла отговорить. Единственная победа — с рождением детей он перестал делать это в доме, выходил на вернаду.
— Каток оставили напоследок. Они не хотели туда без тебя. Так что давай, милая моя, скорей вставай на ноги.
— А… — боюсь, но все же понимаю, что проблема никуда не делась. Она всего лишь была на паузе. — А мы?
— Ты уверена, что сейчас надо об этом?
— А когда, Карен? Мы в тупике, понимаешь?
— Нет никакого тупика, Ксюша. Ты его себе нафантазировала. Такое ощущение, будто тебе хочется пострадать, и ты вцепилась в эту ошибку мертвой хваткой. Ничего не изменилось!
— А твоя измена, Карен? — подаюсь вперед и откидываю пододеяльник.
— Какая, бл*ть, измена? — вскакивает на ноги и судорожно запускает пятерню в волосы. — Я тебе не изменял! Как ты не понимаешь⁈ Изменяют годами, намеренно. Я признаю, ошибся. Это было просто какое-то секундное помутнение. Делирий.
— Знаешь, Карен, — потихоньку двигаю ноги к краю кровати, — ты великолепно умеешь подбирать синонимы. Но как бы красиво не вуалировать, за словесной драпировкой не скрыть сути твоего поступка.
Он наблюдает за мной. Слишком хорошо меня изучил за годы брака и прекрасно знал, что я ненавижу чувство беззащитности. Поэтому позволяет мне самой опустить ступни и медленно встать.