Прохлада пола зыбью ползет по коже и растворяется чуть ниже колен. Я, конечно, замечаю, как он выставляет вперед ногу, чтобы подойти и помочь мне, но тут же останавливается.
Ждет, когда я делаю первые два неуклюжих шага и успевает подать руку ровно в тот момент, когда, пошатнувшись, чуть не падаю. Всё в наших движения так слаженно, как часовой механизм.
Как отрепетированный танец.
Как детали пазла, наши ладони сплетаются, чтобы картина обрела целостность. Только картина эта никогда уже не станет прежней, потому что там, где на ней раньше была моя улыбка, теперь печаль. Где был его уверенный взгляд — растерянность и искаженный в недоумении оскал.
А вместо сердца — зияющая пустота, которую ничем не заполнить.
— Неужели, я не заслуживаю хотя бы шанса? — хрипит Карен. — Наша семья, Ксюша — неужели, она не заслуживает хотя бы одного шанса? Кто-то годами гуляет, и ничего. А я оступился один гребаный раз, и мне сразу вынесен приговор.
— Делать вид, что всё нормально, когда всё ужасно⁈
— Да с чего ты это взяла⁈ — срывается на крик. — Мы всё исправим. Джана, я тебя очень люблю! Я не представляю свою жизнь без тебя. Ты мать моих детей! Ты моя жена, моя избранница! Мир, в котором это будет не так, мне не нужен!
— Так почему ты не вспомнил об этом⁈ Почему, Карен⁈ — истошно кричу и вырываю свою руку из его. Резко смахиваю брызнувшие из глаз слёзы, до боли вжимая ладони в кожу. — Когда ты спал с ней, почему не вспоминал? Когда в дом привел, почему не вспоминал? Когда в наш день, в той машине…
Замолкаю, не в силах воспроизвести вслух момент, убивший моё безграничное доверие к мужу. Лицо искажается в безобразной гримасе, грудь сотрясается от рыдания. Я плачу громко, навзрыд, не боясь показать своё горе, свою скорбь. Карен обхватывает двумя руками меня за поясницу и притягивает к себе. Слишком сильно, слишком больно. Не выдерживая тяжести его рук, падаю на колени, увлекая его за собой.
Он гладит мои волосы, спину, умоляет, произносит какие-то красивые слова про любовь, про нас, про наших детей. Мое тело уже не откликается волнами тепла от его прикосновений. Но и сил нет, чтобы оттолкнуть его от себя. А в голове крутится только одна фраза, которую я всегда считала всего лишь удобным оправданием слабых, оступившихся.
«Не суди, да не судим будешь».
Мама была права в своей оценке. Всю жизнь я была категорична, разделяя всё на хорошее и плохое, на правильное и неправильное. Без оттенков, без нюансов. Взыскательная и требовательная и к себе, и к другим.
Ошибся — должен понести наказание.
Прав — тебе полагается награда.
Я знаю много историй, когда семью сохраняют ради детей. Я и сама часть такой истории. И искренне не понимала выбор мамы, считая развод единственным выходом. И жизнь меня щелкнула по носу.
Никогда прежде мне не было так сложно отойти от принятого решения. Я была в нём уверена. Посоветовала бы любой, оказавшейся в этой ситуации, именно так и поступить. А сама растеклась на полу безобразной лужей, жалкая, беспомощная, придавленная огромной бетонной плитой предательства.
А если нет?
Если развод — не выход?
Если измена — не конец?
Как понять?
Куда идти?
Как поступить?
Как вырвать из себя эту жгучую, нестерпимую боль?
— Мы справимся, — слышу шепот мужа, баюкающего меня в своих объятьях. — Мы справимся… Мы справимся…
— Я больше не верю тебе, — выдыхаю самый главный, самый важный аргумент, за который держусь.
— Я всё исправлю, клянусь тебе. Ты мне поверишь снова.
— Не смогу!
— Клянусь, Ксюш. Чем хочешь, клянусь. Мной! Нашими детьми!Всем, чем, скажешь!
И я сдаюсь. Потому что знаю, что для него, как и для меня, нет ничего главнее наших малышей. И никогда в жизни он не поступится такой своей клятвой.
Он понимает, что победил. Нежно приподнимает мою голову за подбородок и тянется губами. Собираю жалкие крохи самоуважения и поворачиваюсь в сторону. Не сейчас. Не готова. Буду ли готова вновь?
Карен привел детей домой тем же вечером. Через день удается сходить вместе на каток. Вечерами смотрим любимые семейные фильмы. До конца каникул наша жизнь будто бы возвращается в привычное русло.
Только будильник я больше не ставлю на 5:45.
Потому что с трудом заставляю себя вставать по утрам. Готовить завтрак, улыбаться, дышать — всё теперь происходит через нечеловеческие усилия.
Но я стараюсь. Правда, стараюсь.
Не вздрагивать от его обычных прикосновений. Не сомневаться в его словах. Не плакать тайком в душе.
Очень стараюсь. Ради себя, ради детей.
И в гости к нам никто не приходит. Ни свекровь со свекром, ни Нора. Карен попросил их дать мне время.