— Да, — откликаюсь. — Все в порядке.
— Мама зовет нас на обед в субботу, — громко говорит Карен из спальни, когда отключаю воду. — Ты как? Пойдем?
Делаю вид, что не слышу его. Не спеша протираюсь полотенцем, надеваю белье, ночную сорочку. Будь на то моя воля, я бы заперлась в этих четырех стенах и никуда не ходила ни сама, ни с Кареном. Но это невозможно.
Для его семьи мы помирились, между нами не осталось никаких разногласий. И, конечно же, они ожидают, что со временем всё снова станет, как прежде. А одним из составляющих прежнего были эти субботние обеды.
— Ксюш? Ты там уснула, что ли?
Надо выходить.
Карен снимает с запястья часы на металлическом браслете и аккуратно кладет их на ближайшую к нему прикроватную тумбу. Ложится на своей стороне и берет в руки телефон.
Прохожу к своей части, ложусь практически на краю, накрываюсь и поворачиваюсь к нему спиной. И когда я уже уверена, что он погружен в ленту новостей и забыл про свой вопрос, он резко откладывает гаджет и поворачивается ко мне:
— Что опять не так?
— В смысле?
— Ты тут лежишь, как на каторге, Ксюша. Что за хрень?
— Не преувеличивай. У меня просто голова болит.
— Дааа, — протягивает раздраженно. — Ты себя со стороны видишь?
— А что со мной со стороны?
— Я, бл*ть, из кожи вон лезу, чтобы у нас всё наладилось, а ты ходишь вечно недовольная.
— Вот как, — ухмыляюсь. — Ну, прости, что не умею притворяться. Я не актриса.
Хотя мне казалось, что я неплохо прятала чувства. Но сегодняшний день показал, что и в этом я ошибалась.
— Месяц прошел! Я месяц из дома по громкой связи разговариваю, чтобы моя жена, не дай Бог, не надумала ничего в своей головке!
— Не кричи, — прошу спокойно, — детей разбудишь.
— Чего тебе еще надо? — продолжает муж еще громче. — Пароли мои ты и так знаешь, у меня от тебя нет никаких секретов!
— Ты сейчас серьезно? — поворачиваюсь к нему.
— Ксюш, — придвигается поближе и касается ладонью моей щеки. Резко отпрядываю, будто прошибло током.
— Ты не мог бы не касаться меня? — вылетает случайно то, что так не хотела показывать. Секундный страх тут же отступает перед почти забытым, почти потерянным, неожиданным облегчением. Прячу его, закрывая глаза.
— Ты сейчас серьезно? — недоуменно шепчет муж. — Вообще-то мы спим в одной постели! Может, мне еще не дышать?
Не хочу показывать, насколько он угадал. Хочу найти слова, чтобы сгладить случившееся, но мне впервые за этот месяц настолько легко дышится, что я не могу просто так отпустить это чувство.
— Ты прав, но… — открываю глаза. — Но мне невыносимо сейчас находиться с тобой в одной постели.
Он молчит.
— Очень тяжело… — продолжаю, медленно подбирая слова, способные в точности передать мои ощущения. — Я чувствую себя грязной.
Смотрит на меня, печально прищурив глаза. Недоумение сменяется задумчивостью, а он продолжает молчать.
Откидываю одеяло.
— Я уйду в комнату для гостей.
— Нет, — говорит наконец Карен. Встает, поднимает телефон. — Нет, джана. Это твоя комната. Твоя отдушина, помнишь свои слова? Да и матрас этот мы выбирали для твоей спины. Уйду я, ты оставайся.
Молча провожаю его взглядом. У двери он, не повернувшись, бросает:
— В субботу идем к родителям.
Выходит, тихо прикрыв дверь.
Молча обвожу взглядом опустевшую комнату, вспоминая, как мы с Кареном листали каталоги, выбирая цвет стен, мебель, люстру. Точнее, выбирала я, а он по-рыцарски соглашался с моим выбором.
«Мне все равно, какого цвета покрывало на постели, джана. С тобой я готов спать хоть на сеновале».
Видение растворяется, оставив за собой дымку тоски, горечи. Облегченно замечаю, что мне почти не больно. Мама это имела в виду, говоря о целительной силе времени?
Что это?
Смирение? Привычка?
Безразличие?..
Впервые за месяц засыпаю без страха, без брезгливости и без будильника.
Глава 13
— И что ты с этим будешь делать? — обреченно вздыхаю, откручивая крышечку у тонкого тюбика нежно-голубого цвета, на котором узнаваемым шрифтом выведено название бренда.
Реклама крема для кожи вокруг глаз обещала волшебство, и оно сейчас мне просто необходимо, потому что суббота настала раньше, чем успели сойти темные круги под глазами. Отражение в зеркале больше похоже на черно-белый лист для раскраски. Будь это не семейный обед, а бал-маскарад, мне бы не потребовалось даже прилагать усилий — моей бледноте, щедро оттененной темными волосами, позавидовала бы сама Мартиша Адамс.
Я не люблю яркий макияж, искренне считая, что нет ничего красивее естественности. Но пока моя естественная красота в глубокой коме, принимаю неизбежное и начинаю тщательно прятать следы многодневной хандры под толстым слоем корректора, хайлайтера, тональника и прочих чудодейственных средств на моем туалетном столике.