Подскакиваю к нему, трясу за плечо, хочу, чтобы он понял, услышал, а он… Громко захрапел и повернулся лицом к спинке.
— Он к Вике цеплялся, и я ему врезал, — рассказывает сын, потупив взор. Мы сидим на родительской кухне, вокруг овального стола. Голова раскалывается, но я держусь. Я должна держаться, чтобы не умереть.
— Ксюша джан, я ему уже всё сказала. — Свекровь смотрит на меня, кивает, округлив глаза, всем видом давая понять, что у нее всё под контролем.
— Спасибо, — произношу настолько спокойно, насколько сейчас способна, — но я тоже хочу поговорить с сыном.
Она поджимает губы, отворачивается, но не уходит. А я пытаюсь настроиться на разговор.
— Милый, драться не выход. — начинаю осторожно, не обвиняя, чтобы сын не закрылся. — Ты пробовал сначала с ним поговорить?
— А о чем с ним говорить, мама? — Отвечает он, нахмурившись. В чертах лица Геры отчетливо проявляется мимика Карена. Но упрямством он, видимо, в меня. И такой же максималист. — Он девочек обижает!
— Он их бьет?
— Нет. — Сын собран и серьезен. И, кажется, совершенно не чувствует себя виноватым в том, что затеял драку.
— А как?
— Он обзывается. — цедит он неохотно, каждое слово на вес золота. — Вику вот малявкой называет.
— Это плохо, согласна. — не оставляю попытку достучаться до него. — Но за слова и разбираться надо словами.
— Папа говорит, что надо сестру защищать! Я же прав!
— Прав, — соглашаюсь. — Но синяки не у тебя, а у него.
— Подумаешь, синячок… — говорит мой ребенок пренебрежительно. Господи, как же он сейчас похож на отца! — Мам, можно, я уже пойду?
Вынужденно отпускаю от себя сына, и он быстро скрывается в недрах дома.
А я остаюсь сидеть в замешательстве. Слишком много для одного дня… Во что превратилась моя жизнь?.. Я наделала столько ошибок… Упустила себя, ради семьи… А что в итоге?
Не понимаю, как не заметила в Гере такие перемены? И почему мой добрый и ласковый мальчик считает нормальным пустить в ход кулаки? Устало массирую виски, чтобы не дать чувству вины снова взять меня в тиски. Я не виновата в том, что сын подрался. Я хорошая мать.
— Ты себя не вини, дочка. Он перерастёт, — первой нарушает тишину свекровь. — Все мальчишки через это проходят.
— Я сказала это вслух? — смотрю удивленно.
А она отрицательно качает головой:
— Я просто знаю, о чем думает любая мать в такие моменты, ай бала.
— Он защищал сестру, — говорю, потому что хочу его оправдать. Мне нужно его оправдать. Он это сделал ради сестры. Я всё делала ради них всех… Но мы оба ошиблись.
— Правильно, — качает головой свекровь. — Но ты всё равно поговори с мамой того мальчика. Извиниться надо.
Она права.
Но уже поздно, поэтому я решаю перенести это на завтра. Еще одного серьезного разговора я уже не выдержу.
Мы возвращаемся домой. Дети идут к себе, быстро складывают ранцы и ложатся. Вика нежно обнимает меня и желает спокойной ночи. Гера же смотрит ёжиком, а затем поворачивается спиной.
— Сладких снов, родной, — говорю ему и глажу спинку.
— Угу, — бубнит он под нос, даже не обернувшись…
Утром я сама отвожу детей в школу. Паркуюсь у боковых ворот и пишу учительнице, что хотела бы с ней увидеться до начала уроков.
«Жду вас у турникета», — приходит сообщение почти сразу.
Дети синхронно хватают ранцы и сменки и выходят из машины с разных сторон. Синхронно хлопают дверями и, обойдя ее, ровным строем шагают впереди.
— Доброе утро, Нина Ивановна, — одновременно здороваются они с классной руководительницей и, пройдя через турникет, идут к раздевалке. Невысокого роста женщина с острым, сосредоточенным взглядом и плотно сжатыми губами выжидающе смотрит на меня, покручивая в пальцах очки в тонкой коричневой оправе.
— Доброе утро, Нина Ивановна, — повторяю я.
— Как вы, Ксения Викторовна? Замечательно выглядите! Уже поправились? — спрашивает она с неподдельным участием. А я будто в ступор впадаю от ее вопроса. Она тут же считывает моё замешательство и спешно добавляет: — Дети рассказывали.
— Да, спасибо. — понимающе улыбаюсь и тут же перехожу к делу. — Я хотела поговорить с вами насчет вчерашнего происшествия.
— Так? — кивает она, как в замедленном действии.
— Гера утверждает, что его спровоцировали. И я ему верю, — даю понять, что я на стороне сына, несмотря ни на что.
— Да?.. — приподнимает бровь, а губы искривляются в ухмылке.
— Да. Но я всё равно считаю это неприемлемым. И хочу поговорить с мамой того мальчика. Возможно, стоит встретиться лично…