— Я рада, что вы это понимаете. — Она практически переходит на шепот. — Но мой вам совет, поговорите и с родителями остальных ребят.
— Каких остальных ребят?
— Карен Георгиевич вам не рассказывал? Или родительский чат…
— О чём? — чувствую себя в какой-то нелепой комедии ситуаций.
— Ксения Викторовна, это не первая драка, которую начинает ваш сын. Я его не узнаю. Такой спокойный, добрый мальчик был. А после каникул сам на себя не похож. Задирает всех, дерется. Мите Стрелкову пиджак порвал, Сереже Васильеву очки разбил. И чем дальше, тем сложнее с ним разговаривать. Да, он считает, что не виноват. Но поверьте моему профессиональному опыту, я знаю, что дети вот так, ни с того, ни с сего не меняются. Его что-то очень беспокоит, и он вот таким нехорошим способом транслирует свои переживания, через агрессию. Это похоже на крик о помощи. Поговорите с сыном откровенно. Узнайте, что его гложет? Возможно, он пережил какой-то стресс? Или ваша болезнь на него так повлияла?
— Я не больна, Нина Ивановна, — почему-то оправдываюсь. — Это была обычная простуда.
— Я не знаю, — пожимает плечами, надевая очки на кончик острого носа, — вам виднее. Но ребенка надо спасать. Пока он не натворил чего-нибудь… непоправимого. Тогда нам придется поднять вопрос о постановке на внутришкольный учет… А фамилии я Вам дам, конечно. Отправлю списком в мессенджере. И причину напишу. Видимо, семьи решили не обращаться к вам лично, пока вы болеете.
— Я не болею, — в третий раз произношу уже на грани и кусаю щеку изнутри. Срываться нельзя. Я так только хуже сделаю.
Отслеживать весь поток сообщений в школьном чате детей в последнее время у меня не хватало сил. Но мы с Кареном вдвоем в нем состояли, поэтому я была спокойна, что мы ничего важного не упустим.
А он мне ни о чем не говорил.
Возвращаюсь в машину, как после неравного боя. Побитая, побежденная. Расстроенная. Через минут десять мне приходит сообщение. Пять фамилий. Пять жертв агрессии моего Геры.
Но вместо того, чтобы начать обзванивать их, я набираю номер мужа.
Карен отвечает не сразу. Он всё еще спал на диване, когда мы утром выходили из дома.
— Да, джана, — заспанный голос выдает в нем только что проснувшегося человека.
— Ты знал, что наш сын все время дерется?
Обманчивое спокойствие в голосе диссонирует с бурей нахлынувших эмоций.
— Знал, — отвечает он после недолгой паузы. — Я разберусь.
— И когда ты собирался мне об этом рассказать?
— А тебя это беспокоит? — Он безошибочно улавливает мое состояние и переходит в защиту. Нападая.
Он больше не пьяный муж, который уничтожил меня своими признаниями. Он снова юрист. Адвокат.
Манипулятор.
— Я его мама, Карен. Я должна была знать об этом.
— Я его папа, Ксюша. Я разберусь. Приезжай домой.
Я понимаю, что происходит с мои сыном. Гера всегда был очень чутким ребенком. Тонко чувствовал эмоции членов семьи, пропускал через себя и слёзы сестры, и суровость дедушки… Он интуитивно ощущает, как поменялась погода в нашем доме. И он напуган. Но не идёт со своим страхом ко мне, как делал это раньше. Он нашел другой способ рассказать об этом.
Отключаюсь. Выкручиваю руль и покидаю территорию школы. Домой я не возвращаюсь. Мне нужно побыть одной. Разложить по полочкам весь накопившийся в голове хаос. Но сделать это в присутствии мужа не получится.
Только я об этом думаю, приходит новое сообщение. Еще один длинный список, на этот раз от адвоката. Сведения и документы, которые нужны для заявления в суд. И решение приходит само собой. Пока Карен дома, я не смогу их собрать, отсканировать и отправить незаметно. Часть из них у меня с собой, часть хранится на облаке. Разворачиваюсь и еду в офис.
Подъезжая, замечаю машину Артёма, припаркованную недалеко от главного входа. Ту самую, на которой он вез меня тем утром. Мысль о том, что он неподалеку, странным образом успокаивает, и в здание я захожу уже не растерянной провинившейся мамой, а собранной и сконцентрированной на своем деле женщиной. А эмоции убираю в дальние уголки души. Вернусь к ним позже.
Глава 18
— Юль, кофе мне сделаешь? — Захожу в офис и сразу иду к столу, над которым еще висит мой диплом.
Оставляю сумку на стуле и включаю рабочий компьютер. Смартфон придерживаю плечом, потому что мама никак не может завершить разговор, который мне успел порядком надоесть. Я знаю наперед каждое слово, которое она может мне сказать, но с мазохистским упорством уже полчаса продолжаю слушать ее монолог.