— Действительно. Но ни первое, ни второе не помешало нам создать крепкую семью, как видишь.
Продолжать диалог с внезапно обретенной родственницей расхотелось. Мне всегда претили подобные взгляды. Какая разница, какой национальности человек, если в семье имеет значение только любовь и доверие?
— Я разлила горячий кофе по маленьким фарфоровым чашечкам.
— Возьми десерты, — сказала Рите.
Сама взяла в руки поднос с кофе, обернулась и столкнулась с пристальным взглядом мужа. Он наблюдал за нами?
Пока я раскладывала кофе, боковым зрением замечала, как Акопян распределяла креманки. Сначала Георгию Кареновичу, затем маме Ларисе, Норе… В той же последовательности я ставила чашечки перед родственниками. За кофейным столиком царила все та же непривычная немногословность. Свекровь взяла у меня кофе прямо из рук, не дождалась, пока поставлю на расшитую золотой нитью кружевную скатерть — один из ее подарков нам на новоселье. С натянутой улыбкой, не глядя на меня, она поднесла напиток к губам.
— Сахара многовато, — по привычке покритиковала, отложила чашку. Я проследила за ее взглядом — она смотрела на Акопян, которая протянула десерт Карену, коснулась его пальцев, совсем не спеша убрать руку после того, как креманка оказалась у моего мужа.
Мне было все сложнее сохранять спокойствие. Внутри зарождалось неприятное, тягучее чувство тоски. Хотелось скорее закончить это странное застолье, смыть с себя тяжесть напряженных интонаций и многозначительных взглядов. Все пошло совсем не так, как я планировала.
«Ты же русская» — голос Акопян продолжал звучать в голове, воскресая в памяти первые месяцы наших отношений. Тогда я часто слышала, что у нас нет будущего. Мы не сможем долго игнорировать различия между нашими менталитетами, взглядами. Я тогда лишь смеялась в ответ, заученной фразой повторяя, что никаких различий между нами нет: я выросла в той же стране, что и муж, говорила на его языке, разделяла его ценности и принципы — мне это всё тоже было близко. Мне это всё тоже нравилось: крепкие семейные узы, уважение и любовь между родными, мужчина во главе семьи…
Память услужливо подкинула воспоминание: будущая свекровь, схватившись за сердце, покачивалась из стороны в сторону, Георгий Каренович молча и нахмуренно стоял у окна, убрав руки за спину. Карен у ног матери клялся, что любит меня, не сможет жить без меня, на все готов ради меня… Умолял о родительском благословении и принятии его выбора. Я стояла у порога, сосредоточенно разглядывая узор на маленьком придверном коврике. Не хотела уходить, но и остаться не могла там, где мне были не рады…
Изо всех сил зажмурила глаза, чтобы отогнать видение. Оно в прошлом. Всё это в прошлом. Они согласились. И со временем искренне приняли и полюбили меня, увидев, как я люблю их сына, как с готовностью изучала обычаи и традиции их семьи, повторяла за свекровью рецепты, порядок фужеров в горке и флаконов на трюмо… Переняв их привычки, деликатно добавляла свои. Не спорила, не ломала, не устраивала истерик. Спокойно и терпеливо. Я все это тоже делала искренне. Я хотела стать не просто русской женой их сына. Я хотела стать частью их большой и дружной семьи. Настоящей, незаменимой частью. И я стала ею. И, видит Бог, готова была так же искренне принять к свой круг родных Риту. Но одна эта фраза напрочь отбила у меня желание дальнейшего общения с ней.
Уже в постели я снова спросила у мужа, почему он был такой отрешенный весь день. Он лежал с закрытыми глазами, но по дыханию его я знала, что не спит.
— Карен? — прикоснулась я к его щеке, не дождавшись ответа.
Он открыл глаза, повернулся ко мне лицом, свободной рукой приобнял и притянул к себе.
— Ты же знаешь, как я тебя люблю? — спросил тихо.
— Знаю… — так же тихо ответила. Но к чему это сейчас? — Карен, что происходит?
— Ничего. Все нормально.
Я прижалась к нему, не желая больше ни о чем говорить. Все нормально.
Впереди нас ждали новогодние праздники и наша с мужем самая важная дата в году, и я не хотела готовиться к ним в плохом настроении.
Видимо, у судьбы были свои планы на этот счет, потому что, две недели спустя, я бронировала Карену столик для переговоров в ста пятидесяти километрах от нас на тридцатое декабря, нервно сжимая зубы до скрежета, удерживая внутри накатывавшие одна за другой волны обиды, и по привычке успокаивала себя.
Ничего, Ксения Викторовна.
Все нормально.
Нормально же?
Глава 4
Говорят, столкнувшись с эмоциональным потрясением, человек сначала как будто замирает, теряя способность действовать и рассуждать. Затем, наступает беспорядочная суета, истерика, крики. И наконец — адаптация. Все спокойно выдыхают, ошибочно полагая, что пик пройден, не замечая или не желая замечать искаженность этой адаптации. И на самом деле, человек все делает на автомате, без размышлений. Присутствуя физически, но совершенно отсутствуя психически.