Киев - вооружён, обеспечен и укреплён. Март, жрать в поле нечего. Осаждающие будут слабеть, болеть и разбегаться. Если через месяц-два к городу подойдёт деблокирующая армия - суздальским конец. Собрать такую армию - дело Государя, Мстислава Изяславича (Жиздора). Поэтому Государю ехать на Волынь собирать полки. В городе оставить его брата Ярослава.
Разумно же?
Я не дал новой информации, лишь чуть-чуть, буквально на пару-тройку дней, подтолкнул их собственное понимание очевидных вещей.
И Жиздор побежал. Вместе с семейством.
А я узнал от Гапы когда и куда он выедет из города. Цепочка: Агнешка-Катерина-Агафья позволила мне встретить княжеский кортеж в поле у селения Вишенки. И отрубить Великому Князю Киевскому голову. После чего Государыня Агнешка Болеславовна стала моей рабыней. По праву победителя.
Там, у Вишенок, переменилась не только судьба всея "Святая Руси", но судьба этой женщины.
Вся прежняя жизнь рухнула в одночасье. У неё на глазах убит муж. А убийца носит отрезанную мужнину голову в руке и стряхивает по сторонам вытекающую кровь. Приговаривает, вглядываясь в мёртвые распахнутые глаза ещё четверть часа назад живого супруга:
-- Я - не замедлю, ты - не избегнешь.
Её саму грубо выдёргивают из возка и кидают в снег. Её, с утра ещё Великую Княгиню, какой-то мужик топчет сапогом, чуть не убили сыночка младшенького, который бросился бежать. Убивают слуг, отнимают вещи и украшения. Запихивают в возок, куда-то везут. Как... как овцу на бойню.
Всё пропало! Всё!
Двадцать лет супружества, положение Государыни, уважение окружающих, защита власти и обычаев... - всё сгинуло. В один миг. Заменилось полным бесправием "орудия говорящего". Беззащитная самка двуногого быдла в когтях "Зверя Лютого".
Она была совершенно сметена этим.
Увы, оказалось, что ей ещё есть что терять.
Новый хозяин, владелец рабы бессловесной, повелел привести её. Для совокупления. Это... неприятно, но очевидно. "Восторжествовать над противником, овладев его женщиной". "Надуть сучке брюхо. Чтобы от хозяина приплод приносила". Так часто поступали её муж и свёкр. Да вообще все мужчины её круга и их приближённые. Едва ли не "с молоком матери" слышала она рассказы о подобных эпизодах. Понятно, что пересказывали такое... неофициально. Не в кругу равных по положению и происхождению женщин. Но служанки доносили всё с подробностями. Все варианты поведения очередной полонянки и её владельца были многократно рассмотрены на примерах.
Ничего нового. Худо, если бы иначе. Такое означало бы, что она стара и уродлива. "Если от сучки нет толку, то... К чему корм попусту переводить?".
"Муму" здесь ещё не написали, но выбраковка негожей скотинки - исконно-посконна.
Подобное грозило скорой и мучительной смертью. Не только ей, но и её сыну.
Не мысля, ибо связных мыслей у неё после потрясения не было, она, однако, была душевно согласна с неизбежным: хозяин её трахнет. Обязан. По традиции, по стереотипу поведения победителя.
"Ехать на коне побеждённого, ласкать его женщин, гнать его самого плетью..." - радость победы. Обязалово.
"Чему быть - того не миновать". Лишь бы не слишком часто, долго, больно... Потолкался и отвалился. До следующего, возможно не скорого, раза. Двадцать лет она терпела своего законного. По закону христианскому. Теперь и этого, даст бог, перетерпит. Тоже законного - "по праву победителя".
Но "Зверь Лютый" и в рутинный процесс "восторжествования осеменением" внёс своих "новизней": построил мебельную пирамиду, затащил бедняжку на самый верх и заставил кричать в окошко подсказываемые слова, перемежая их стонами страсти и воплями восторга.
Более всего тогдашние наши экзерцисы напоминали смесь секса гимнастов на брусьях с порнографией акробатов на канате.
"Смертельный номер! Секс под куполом цирка! Без страховки, батута и репетиций!".
Барабанная дробь, "урежьте туш, пожалуйста". "Не то с небес, не то поближе раздались страстные слова...".
В результате я стёр плешью и плечами всю пыль с потолка. Включая сажу и копоть. "Негра заказывали?", итить их, пылесосить!
"Говорит и показывает".
Она никому, кроме хозяина своего, ничего не показала. Но наговорила, даже - накричала, достаточно: собравшаяся во дворе митрополичьей усадьбы, где и происходило это действо, толпа однозначно всё поняла:
-- А Государыня-то у нас того... курва-изменщица.
На другой день об этой новости в голос кричали на всех семи киевских торгах. Поливая грязью неверную княгиню, изменившую Государю за ради похотливости бабской. И прикидывая возможность повторить этот манёвр. Не в части курвизма, а в части изменизма: не лезть на стены, не подставлять головы под суздальские мечи.