Это в мои планы не входило. Мне хотелось сделать ему больно. Задеть. Вывести из себя и уйти, хлопнув дверью…
Он отступил к двери и теперь стоял там, сложив руки на груди, прислонясь к косяку, словно зритель, и наблюдал театр одного актёра и, похоже, игрой этого артиста, вернее, актрисы, был доволен.
"Да что же сделать такое, чтобы смахнуть эту его ухмылочку с чересчур радостного лица?" Я зацепила взглядом вазу, которую он подарил мне с цветами восьмого марта, достала её и запустила в стену рядом с ним.
Ярик словно всю жизнь тренировался ловить вазы, ловко подхватил её и, поставив на пол, сделал шаг ко мне.
– Вот посуду бить необязательно, – прорычал мне в губы. – Всё сказала?
Такого его голоса я не знала. Тон был жёсткий, холодный и в то же время волнующий. В монологе я слила весь запал и теперь растерянно упёрлась ему в грудь локтями, пытаясь высвободиться. Но он лишь крепче прижимал меня к себе. Я не могла допустить, чтобы мои слова, пусть даже сказанные в сердцах, прошли мимо. Ведь если я сейчас поддамся на его чары, то позволю и дальше не считался со мной.
– Пусти! Если не хочешь ходить с расцарапанным… – я недоговорила, он впился мне в губы и воровато прошёлся подвижным языком по кругу, а затем нагло завладел ртом полностью. Я сначала отталкивала его, но потом, словно отключилась и дальнейшее происходило словно не со мной.
В унизительном положении муж имел меня сзади, крепко удерживая за бёдра. А я, держась за края обеденного стола, следила за мелькающими вверх-вниз пятнышки от кетчупа на белой скатерти. Было обидно, что он выбрал такой циничный способ, чтобы отыграться за мой скандал. Настолько бесцеремонно он никогда не обращался со мной.
Не знаю, сколько времени продолжалось это наказание. Он, то отстранялся, замедляясь, то дробил нещадно, словно пытался вытряхнуть из меня душу, одновременно то сдавливая, то теребя пульсирующую плоть. Я была в прострации, и совершенно не соображала, что происходит. Одна часть меня вопила о том, что это произвол, а другая хрипела "ещё".
Измученная, я упала на стол, прижавшись щекой к скатерти, а он накрыл меня собой и, проникнув языком в ухо, оглушил хриплым рыком, похожим на стон. Я выгнулась , почувствовав мощный толчок и взрыв наслаждения похожий на боль. Затем, словно сорванный ветром лепесток, взмыла в безмолвие.
Придя в себя, отлепилась от стола и, одёрнув подол, подняла с пола трусики, прислушиваясь к тишине в квартире.
"Что это было?" – налила из фильтра воду, и, зажмурясь медленно пила. В памяти слайдами всплывали постыдные фрагменты… Я не могла подыскать слово, чтобы назвать это. Но близостью такое не назовёшь. Наши интимные отношения обычно сопровождались нежными прикосновениями, поцелуями и классической позой. Сейчас муж был больше похож на зверя, чем на знакомого мне Ярика.
В таком случае, почему я испытала такой невероятный накал, а затем сумасшедший надлом, несравнимый ни с чем, что было ранее?
Тишина в комнатах стала подозрительной. Я не хотела сейчас видеть мужа, но и сидеть на кухне – тоже. Осмотрела все помещения и поняла, что Ярик ушёл.
"Звиздец! – упала духом я. – Как удобно!... Как в том анекдоте "А поговорить?"
Ещё полчаса бродила по квартире как потерянная, собираясь с мыслями. Костюм вчера оставила у Ольги в студии, чтобы не таскать, но до выступления ещё целый день.
Убираться не хотелось, но и смотреть на пыль – тоже. Поэтому, облачившись в трико и перчатки, осмотрелась, с чего начать. В дверь позвонили. Удивилась, что не в домофон. Заглянула в глазок и, ничего не поняв, открыла. Молодой пацан, видимо, курьер, протянул мне огромный букет алых роз. Я некоторое время хлопала глазами, предполагая, что он ошибся. Но тот стоял на своём, что указан именно этот адрес, поэтому всучил, в конце концов, букет мне и поспешил вниз по лестнице.