Троекуров заметил, как при этих словах, Лёнечка болезненно поморщившись, быстро и даже испуганно оглянулся на Наташку.
- Ты говори, да не заговаривайся, - продолжал Троекуров, с удивлением понимая, что хочет оправдаться перед парнем. - Фотиев позвонил нам, назвался. Заявил, что его магазин грабят твои дружки, что ты втерся к нему в доверие, соблазнил и растлил. Что ты ему угрожал. К нам давно уже поступали сигналы, что какие-то молодчики крушат в округе торговые точки. Да ведь владельцы магазинов и лавок сами же их не сдают, вот эти бычки и распоясались. И когда Фотиев позвонил со своим заявлением, мы само собой ухватились за этот повод, чтобы взять их. Понял теперь? Ну, а насчет тебя, уж извини, думал, что ты наводчик. Ты мне вот что скажи: с тобой в ту ночь, когда я тебя в камеру определил, ничего такого… необычного не случалось?
Леня помолчал и пожал плечами:
- Спал я, - при этом подумав: «Надо за Мяхера свечку поставить, пусть это не спасет его в аду, но хоть облегчит его страдания, что ли».
- Понятно, - разочаровано протянул Троекуров и вдруг спросил: - Стоит ждать от тебя неприятностей или как?
Лёня непонимающе смотрел на него.
- Ладно, - следователь подошел к столу и затушил сигарету в хрустальной пепельнице Фотева. – Удачи тебе в твоей новой жизни.
Он вдруг заговорщически подмигнул Лёне и, сунув руки в карманы пиджака, пошел к выходу.
- Эй! – не слишком любезно окликнул его Лёня и когда следователь остановился, подошел к нему.
- Если не трудно… - начал он вежливо и вдруг «сорвался» на зэковский тон: - Передай привет Михалычу, начальник.
- Он уволился.
- Уволился? С чего вдруг?
- Говорит, сделал свое дело. Типа миссию какую-то выполнил, - усмехнулся следователь.
Наташке, наблюдавшей за ними, казалось, что оба прекрасно знают, о чем идет речь, в чем ни за что не признавались друг другу. Когда Лёня повернулся от двери к ней, то обнаружил, что Наташка уходит вслед за Троекуровым, и едва успел тормознуть ее в дверях.
- Ты это куда? – удивился он, схватив ее за руку.
- А, ну пусти! Не смей трогать! – вырвалась она, брезгливо добавив: – Тем более после Фотиева…
Тут-то Лёня и включил Мяхера.
- Да постой ты! Дай объясню… - преградил он ей дорогу, встав в дверях.
- Нечего объяснять, - оттолкнула его Наташка. – Уйди, иначе закричу, ОМОН все еще здесь… Знала, что Фотев свинья, но что бы ты… Он тебя… заставил?
- Ну, Наташенька… ну, солнышко… - затянул Лёнечка, вновь схватив ее за руку, пытаясь удержать.
Ответом ему была брезгливая пощечина, после которой она, идя к выходу из магазина, вытерла руку о свои брючки.
Последующие дни должны были уйти на то, что бы умолять Наташку не сердиться и посмотреть на Лёню благосклоннее. Но она в тот же день умчалась домой в областной город поселкового типа, куда за ней прибыл и Лёня, разузнав ее адрес у бывшей хозяйки съемной квартиры.
Леня, изменился. И очень надеялся, что Наташка поймет это и примет его. Не то что бы он, все еще ненавидел себя ранешнего, просто принял такого себя, как данность, от которой никуда не деться. Но не собирался принимать себя такого в будущем. Лёнечкой он уже не будет, а станет Леней, Леонидом – настоящим собой.
Он караулил у ее дома, но Наташка будучи безработной почти не покидала квартиры. Он звонил ей, но девушка не брала трубку, по-видимому, забив его номер в «черный список», а к домашнему телефону подходила исключительно ее мама. Она уже узнавала его по голосу и, извиняясь, говорила, что Наташа не может подойти. Если честно, Лёня сам не ожидал от себя подобного упорства, но ему очень хотелось увидеть ее, чувствовать рядом, да и просто слышать ее голос, отказывающий ему, было отрадно. Сейчас нужно вернуть ее, а об остальном подумает после, и он продолжал осаду.
Как-то пасмурным дождливым утром, Наташка все-таки вышла из подъезда своего дома. Он перестал названивать и вот уже как три дня ее телефон молчал. Она была уверена, что Лёнечке надоело придуриваться и уж, конечно, в это непогожее утро, он все еще спит или вообще уехал, поняв, что ему ничего не светит. А потому остановилась, когда он поднялся со скамейки, навстречу ей с букетом роз.
Его кожанка, которые он раньше не признавал и не носил, была мокрой от мелко сеющего дождя, длинные волосы облепили голову. Выглядел он старше и жестче и теперь это был не жеманный Лёнечка, а Леонид. Он стоял и смотрел на нее, позабыв все, что хотел сказать. Мокрые розы поникли. Сколько же букетов он, за это время, сменил?
- Ты что, ночуешь здесь? – спросила она недовольно, с подозрением глядя на него.
- Ты не хочешь говорить со мною, потому что я гей? - прямо спросил он.