Утрамбовав его и кажется жестко припечатав лицом к стене, мужик деловито обшарил карманы Бычары и, вытащив сигареты, забрался наверх, на свое место, где в тишине спокойно выкурил законно добытую им сигаретку.
Первое, о чем подумал Лёнечка, проснувшись на следующее утро, что ничего катастрофического, чего он так боялся, с ним ночью не произошло. Ну, попал он в тюрягу, но не на зону же, а всего лишь в предвариловку. Ему просто напросто не нужно соглашаться и подписываться на то, на что так давит следак, чтобы не остаться здесь надолго. У следака на него нет ничего и нужно быть последним лохом, чтобы дать Троекурову признательное на себя самого. Он не виноват и точка!
Второе - было удивление от прямо таки зверского желания курить. Да и табачищем от него несло знатно. Отчего бы? Лёнечка никогда в жизни не курил. Сперва запрещала мама, потом ему самому не нравилось, когда от одежды и волос пахло вульгарным табачищем. Тем не менее, он вдруг нашел в кармане джинс смятую пачку Кэмэл. Объяснение было одним: с ним поделились, а он не вернул. Нехорошо получилось, надо вернуть… «Я тебе руку щас отрублю… - пронеслось у Лёнички в голове. – Сам чего смолить будешь?»
«Показалось или действительно кто-то сказал?» - сел он на нарах, оглядываясь вокруг с приоткрытым ртом, пока перевесившись вниз, не увидел, так и не пришедшего в себя Бычару. «Черт! - подскочил Лёнечка на нарах, чуть не загремев с них. – Значит, это был не сон?! Эта горилла вообще жива или как?! Ведь до сих пор не очнулся?! Кто был тот мужик, что так его уделал?! Еще повесят на меня! Что же делать?! Что теперь делать? Ограбление, теперь вот это!!!» - заметался по камере, пойманным зверьком, Лёнечка. «Ша! – вдруг прикрикнул он сам на себя. – Сядь, покури, малохольный, да обмозгуй все как следует. Значитца, что пора тебе перестать быть тряпочкой и начать доводить дела до конца».
Теперь он с удивлением наблюдал, как бестрепетно вновь обшаривает карманы Бычары в поисках зажигалки, а когда она нашлась, пощелкав колесиком и выбив из нее пламя, со знанием дела закурил. «Значит так, - с удивлением слушал Лёнечка мысли ни разу не принадлежащие ему: - Как бы то ни было, эта тварь, - и Лёнечка послушно перевел взгляд на Бычару, - не притронулся к тебе. Если не будешь мне сопротивляться, я тебя вытащу, а дальше все проясниться. Ты только не какайся раньше времени. Понял, нет?»
Лёнечка кивнул и потрогал синяк на скуле. «Те, кто сделал это ответят по полной, - назойливо лезли чужие, не его мысли. - Следак за то, что стремиться закрыть тебя, шестерки, нанятые не понятно кем и жирный боров, что предал тебя, ко всем им у нас есть счетец.». От такой непомерной и непосильной для него сверхзадачи, Лёнечка трусливо задрожал. «Встряхнись, курва! – шуганул он сам себя окриком. – Мужик ты или нет?! Мужик должен быть битым, но он не мужик, если не даст сдачи! Не страшно, что загремел в каталажку, из нее всегда можно выбератяся. Уразумел?»
Лёнечка кивнул, но задрожал от страха еще пуще. «От же сопля бесхребетная, - беззлобно ругнулся он сам на себя. - На-ка затянись посильнее. Табак живо мозги прочистит». И Лёнечка послушно не торопясь затянулся так, что чуть не надорвался откашливаясь. Когда головокружение прошло, он, отдышавшись вдруг начал раздражаться, вспоминая, как вел себя. От того ему совсем не было себя жалко, напротив, он испытывал злость и смущение. Противно было сознавать, что он рыдал, распустив нюни, вместо того, чтобы стоять на своем. «Все от того, что ты слабак, дурилка, - кажется, сжалился сам над собой Лёнечка. – Теперь, слышь, по другому будет»