Выбрать главу

— А Шуру тут хоронили, — сказала ему я. — Такой Шура Мефисто.

— Это сколько раз было! — Николай даже отпрянул от меня. — Я с ним вместе учился!

Здрасьте. Приехали.

— В каком классе?

— В десятом.

— Но он был моложе вас?

— Да, было ему восемь лет. Моложе! Это не то слово. Он пришел к нам в сентябре из второго класса, видали? Мы уже усы брили! Закончил сразу за месяц школу и в октябре поступил в университет и тут же, когда ему исполнилось десять, его закончил!

— Подумать только…

— У таких людей, — назидательно продолжал Николай, — есть привычка возвращаться и перескакивать туда-обратно через некоторое время! Это и есть бессмертие, — сказал он. — Меня таскал. И всех с собой гоняет. Возвращаюсь как огурец, а моя жена бабушка.

— Вот у нас какой год? — придирчиво спросила я.

— Не это важно! — воскликнул нетрезвый Николай. — Он вообще сейчас в клинике живет на сохранении.

— И как себя чувствует?

— Да чувствует, — отвечал Николай. — Скучает. У него целый этаж. Да это не здесь. Сын профессор. Миллионер. Жена то там, то там. И Шура этот Мефисто мне все время звонит. Когда явишься. (Неожиданно он вызверился.) Ра-бо-та у меня, ясно?

— А вы кем работаете?

— Я? Я оператором. Ты что, маленький ребенок? Иди в люлю! — вдруг сказал в пространство Николай. — Я же оператор! Уборочный комбайн! Сутки через двое!

— А мы сутки через трое, и мне сейчас заступать, — перебила я его и спустя некоторое время уже шла среди мраморных колонн.

Сияло вечное небо. У меня были голые коленки, на кудрявой голове ловко свернутая ветка плюща.

Простология

мысли по дороге с дачи домой

Момент, когда совершается подмена — друг, к примеру, оказывается врагом, — это момент столкновения интересов. И все.

Как с тобой обходится Пьюшкин? Вот к нему приехал человек — на электричке, заметим, — так чуть спор, даже на научную тему, — Пьюшкин бьет кого попало доской по голове. Разделочная доска. Такая, на которой рубят мясо. Это что?

И этим подмененным другом может стать не только Пьюшкин, но любой, даже очень близкий родственник (-ца), мигом: отец, мать, как это было, дети, жена.

Так он рассуждал.

Мешаешь достичь какой-то цели — все. Мешаешь спать, к примеру. Всё не дают жить как тебе нужно. Портят телевизор, если ты его желаешь смотреть ночью. Братья (сестры) вообще подворачиваются на простом: кого из них больше любили в детстве и кому больше досталось.

До сих пор!

Вообще (думал он) нет более смертельных в результате врагов, чем родственники вокруг хоть какого имущества! Особенно если это дело делят по завещанию или без него.

Ему ничего не досталось после родителей.

В подобном случае даже логика отказывает, и из-за лишней мелочи человек на всю жизнь чувствует себя обделенным, сестры хапнули все! Брат умер молодым, единственное святое в жизни.

(Ясный разум именно сейчас, в этот момент, он почувствовал. Сказать было некому. Он говорил это себе, идя домой.)

Кое-какой дом у него был.

А уж что говорить о таком важном моменте, как преимущество в карьере! Были равны, а теперь он проректор. Возьми меня туда! А он даже трубку не берет, секретарша не соединяет. Дай мне место, я без места! У тебя много их! Не берет трубу. Тянет. По-нят-но. И если рядом подзуживает советчик (хоть и бывш. жена), то тайная ненависть и ревность разгораются, у тебя открываются глаза. Вот это и есть психология человека, проще простого. Простология.

Он повторил это слово.

Дети чаще всего становятся врагами своих родителей, когда приводят в родительский дом своих дружков или девушку. Родители глядят на этих друзей и подруг и видят одно: эти хотят взять у ребенка все! То есть время, деньги, квартиру, любовь, да! Всю привязанность, на какую способен человек, — а она не бездонная бочка. Привязан человек к родителям, а тут привязались к нему дружки так называемые или эта халда, девушка. Преть! (Он псыкнул слюной.) И все. Телом и душой он с ними, с девкой. Его уведут. Все возьмут.

(Он был одновременно и бывшим сыном, которому мать не разрешала никого приглашать в дом, и разведенным отцом, свидетелем того, какие у потомства заводились дружки и девки, пираньи. Все это было в прошлом, теперь уже родители умерли, дети завели семьи, якобы влюбившись. А это их поволокли!)

И та сцена сегодня утром на даче у сестры бывш. жены — ну ему захотелось приехать на все воскресенье, у сестры жены день рождения, ну надо же к кому-то в гости ездить! Ладно, они меня по обычаю спровадили. Сказал им правду: вы не диван выкинули, вы меня выкинули! Дали бутербродик и привет, кто сказал, что я хочу есть? Иди на пруд и не показывайся. Мы сели на лавку по другую сторону забора, никому не мешаем — но и к их сыну приехала молодежь, сын уперся в меня рогом, что этот тут сидит, пусть уйдет, тоже был скандал, меня погнали, я причина всего! Пришлось уйти, не дожидаясь вина, вечером зайду, оставьте мне бутылку — половину.

И тут же эта пьяная девка в их компании! Прилипла к Димке (сын сестры бывш. жены).

Это же не любовь, а это безобразный — как сказать? Блуд! Даже кошечки и собаки отвратны в эти моменты, а уж кошка — родная душа, самый свой человечек, ни на что не претендующий, кошка никогда не будет считать себя лучше и выше, презирать и гнать, не променяет на другого хозяина, мурочка.

(Он сделал губами поцелуй, произнес:)

— Крошечка моя.

Пришлось кастрировать. Два дня потом сидел с ней, пока она не пришла в себя.

А то ведь выла, гадила на тахту. Не давала спать. Подставляла поднятый хвост. Что я? Что я могу? Я тебе не кот. Нету Васи.

(Вслух:)

— Не-ту Ва-си!

Хорошо, что подсказали адрес, где бесплатно холостят. Немцы-благотворители.

(Вслух:)

— Не-мцы владе-льцы!

В их немецкой ветеринарке встретили хорошо, вежливо. Вот это было отношение. Проплакался. Чисто, светло, хотя очередь была на два часа. Сидели все мрачные, и мы тоже были с Муркой мрачные. Сидела в застегнутой сумке тихо, притаившись, мордочка наружу. Чесал ей между ушками. Она беспомощно таращилась. Прятала голову в сумку, потом вылезала.

Вот почему одиноким было бы легче. Но не могу быть один!

(Вслух:)

— Не мо-гу!

Не в состоянии без бывш. жены!

Да и где ты будешь одиноким — всегда есть окружение, взаимоотношения, соседи, какая-то суровая родня — прокуроры. А уж если у тебя есть квартира, будут и охотники на нее.

И так получается, что и одинокий человек будет втянут во взаимоотношения, перестанет спать, начнет обдумывать свое положение, а тут как тут советчики: да положим тебя в психиатрическую клинику. От чего меня лечить? А дадут тебе пенсию, и все! Добрые дети, спасибо. Бывшая жена, большое спасибо. Поклон. Ушла ты жить к своей сестре, спасибо. Вы кто, вы полтавы обе, пол-того!

Кому повем печаль мою? Я не могу без этой жены. Кому повем печаль мою?

Они пол-тово! (Всплакнул и повторил вслух:)

— Идем в одинокое свое логовище. Жена ненавидит и бросила одного. Только Мурочка любит, душа живая.

Правда, теперь я должен этому Сашке из первого подъезда за полбутылки. Какие полбутылки? Он сам выпил две трети. А говорит, ты мне должен за половину. Хорошо, готов отдать, пришел к нему как к человеку на дежурство, сдал книги опять в букинистический, Джека Лондона, отцовские, т. е. деньги были, а домой к Сашке нельзя, там жена караулит, так принес ему на дежурство, где стаканы, он быстро так: есть, есть. Но не здесь. Увел меня, отошли за угол, в кустах приняли быстро, даже не поговорили. Я что, за этим пришел? Как собаки вылакали и долой? Он наливал. Себе в кружку, мне в баночку из-под майонеза. Так сказать, почувствуйте разницу. Он себе больше налил. Якобы он на вахте, он вахтер в подъезде. И иди, сказал, иди отсюдова. У него трудная, тяжелая работа, сидеть, в одну точку глядя, не отойти, ничего.

(Горячо.) Я бы тоже мог так же! И отсидел уже сутки в подъезде. Если бы не эта общественница (…), которая всех подняла, что его (алкаша проклятого, как она сказала) ночью не было на дежурстве. Я не алкаш! Я пья-ни-ца, понятно?

полную версию книги