— Видел тебя на U18, — вырвалось у меня. — Мощно ты там всех разнес.
— Спасибо. Это было сильное выступление. — Кавана оставался самой вежливостью.
— В мае поедешь со сборной на U20?
— Наверное.
— Попроси у него парочку билетов, — засуетился Тони, тыча меня в бок.
— Совсем обалдел? — возмутился я, смерив его свирепым взглядом.
— Попроси.
— Нет.
— А я говорю: попроси.
— Нет.
— Уважь любимого начальника.
— И не подумаю.
— Ладно. Тогда уважь будущего тестя.
У меня даже челюсть отвисла.
Тони в ответ ухмыльнулся.
— Э-э-э... а через тебя можно достать пару билетов? — зажмурился я, чувствуя себя полным придурком. — Отец моей девушки — лютый фанат.
— Да, я посмотрю, что можно сделать, — буднично отозвался Кавана, словно к нему каждый день обращались с подобными просьбами. — Но только домашние игры. Билеты на летний тур раньше мая продаваться не будут. А так — без проблем.
— Ну?
Я кивнул.
— Красавчик! — Просияв, Тони поднял большие пальцы. — Не зря я с тобой возился.
Я закатил глаза и снова вернулся к разговору.
— Ты ведь понимаешь, что ей пятнадцать? — серьезным тоном завел я. — Моей сестре Шаннон всего пятнадцать. Она порядочная девушка, очень, поэтому не раскатывай губу.
— Я прекрасно понимаю. Нет, я не... — холодно ответил он. Впервые за всю нашу беседу в броне его вежливости наметилась брешь. Похоже, мне все-таки удалось задеть его за живое. — Мы...
— Друзья? — издевательски заключил я.
— Да, — смущенно подтвердил Кавана. — Мы друзья.
— Просто друзья? — с ухмылкой уточнил я.
— Разумеется.
— Права ученические или полноценные?
— Полноценное водительское удостоверение.
— Тачка надежная?
— Да.
— Напомни, сколько тебе?
— Семнадцать.
— Ты намного старше ее.
— Это я знаю, — буркнул он и добавил: — Да.
— Надеюсь, ты понимаешь разницу между пятнадцатилетней девочкой вроде нее и семнадцатилетним парнем твоего полета?
— Да. — Кавана явно не собирался отступать и отказываться от поездки. — Понимаю разницу.
— Ладно, мистер регбист, доверяю тебе сестру, — пожал я плечами. — Только не делай ничего, что помешает ей добраться до дома в целости и сохранности.
Христа ради, не обижай ее.
— Не буду, — донеслось до меня, и звонок прервался.
— Спасибо, блин, тебе огромное, Тони, — буркнул я, пряча сотовый. — Чел везет мою сестру домой, а я, как дурак, клянчу у него билеты.
Мой начальник хмыкнул.
— Кстати, если раздобудешь билеты, так и быть, возьму тебя с собой.
30
ДВЕ ПОЛОСКИ
ИФА
Во вторник после смены я обнаружила маму в спальне за разбором носков. Больше всего на свете хотелось свернуться калачиком у нее на коленях и зарыдать.
Сама не своя от страха, я топталась на пороге и никак не решалась сказать то, что меня так мучило.
— Не угомонилась еще? — Мама покосилась на меня, намекая на скандал, который я закатила в обед из-за того, что она посмела зайти ко мне без стука. — Или расскажешь наконец, что случилось?
Мам, мне страшно.
Мам, мне плохо.
Мам, обними меня.
— Ифа, что с тобой стряслось? — с тревогой спросила она. — Ты уже минут десять стоишь у меня над душой и явно пытаешься что-то сказать. Не томи, выкладывай.
— Я... — Слова застряли в горле. Я тряхнула головой и предприняла новую попытку. — Я... — Опять осечка. — Мне очень стыдно, — выдавила я. Щеки залила краска, лицо пылало, а пластмассовый тюбик в кармане пальто заставлял сердце сжиматься от страха. — Прости, что наорала на тебя сегодня.
— Милая, причина ведь не в тебе.
— Знаю.
— Джоуи снова начудил? — Мама отложила носки и посмотрела на меня в упор. — Вы поругались? А мне казалось, у вас все наладилось.
— Наладилось, мам, — судорожно вздохнула я. — Даже не сомневайся.
Она нахмурилась:
— Тогда почему у тебя такая грустная мордашка?
— Просто... Просто... — Тряхнув головой, я прочистила горло и выдавила. — Просто устала.
— Уверена? — с сомнением протянула мама. — Ифа, мне ты можешь рассказать обо всем.
— Уверена, — кивнула я с вымученной улыбкой и поспешила к себе.
Заперев дверь, я, не разуваясь, залезла под одеяло.
Укрывшись с головой, я медленно вытащила из кармана тест на беременность, сделать который осмелилась лишь спустя сутки.
Две ярко-розовые полоски в окошке ни грамма не потускнели с тех пор, как проявились вчера вечером в туалете «Закусона».
Пора признать.
Признать чудовищную истину.
Моя жизнь кончена.