И покорно пошла на следующий день, и ещё раз и ещё. Постепенно она притерпелась к неприятным ощущениям, впитывая слова Льва Анатольевича, что она очень милая, и что он очень жалеет, что женился не на той. А потом, дома, приходилось смотреть на щебет матери и снисходительную небрежную заботу отчима.
— Галюнчик… ты просто божественно готовишь!
— Ты мне льстишь. Хочешь ещё кусочек?
— Нет, дорогая. Ты и так накормила меня до отвала. Я скоро растолстею так, что в двери не буду проходить!
— Ой, не говори так! У тебя великолепная фигура, Лёвушка!
Аля покосилась на появившееся брюшко и впервые подумала, что отчим не так уж и красив: немного великоват нос, слишком узкие губы. Да и воспитание подкачало, конечно, и в провинции могут получить блестящее образование, но врождённый лоск появляется только в семьях с не одним поколением интеллигентов. А отчим, похоже, только нахватался вершков, недаром Юлия Александровна, познакомившись с зятем, брезгливо поджала губки. Тогда Аля обиделась на двоюродную бабушку, а вот сейчас впервые подумала, что…
Что, возможно, Лев Анатольевич герой не её романа.
— Алевтина, не могла бы ты подать мне чаю? — и лишь только Аля услышала это чувственный баритон, как мигом забыла обо всех своих мыслях.
Недостаточно воспитан? Да и ладно, главное, он любит её, только бы мать не узнала. Но катастрофа надвигалась, хоть ни один из её участников об этом не подозревал. Сначала Аля обнаружила, что уже второй месяц не использовала прокладки. Случайно, убираясь, передвинула пачку, и тут до неё дошло — в последний раз месячные или, как говорят в рекламе, критические дни были у неё в мае. А после – ни разу. Сначала девушка удивилась, а после ей стало страшно, когда она поняла, в чём причина этой задержки. Причина в этот момент сидела за столом и ворковала с женой.
«Боже мой, если мать узнает, она же меня со свету сживёт!» — мысль о том, что следовало бы рассказать отчиму, девушке даже в голову не пришла, ведь он всегда отправлял её мыться, значит, она виновата сама, плохо старалась. Бабушке? Ни в коем случае. Кому ещё? У Али не было подруг, Маринка не в счёт да и разболтает мигом. Ох, а ведь не к кому обратиться, и что теперь делать?
Поначалу никто не замечал изменений, но однажды после завтрака, Аля направилась не в комнату, в уборную, где и оставила всё съеденное. Мать вяло удивилась, зато Лев Анатольевич проводил падчерицу цепким взглядом. А потом весь день украдкой следил за Алей. Озабоченность на следующий день сменилась подозрениями, а затем и беспокойством, когда тошнота повторилась ещё и ещё. Да так сильно, что даже Галина Станиславовна что-то заподозрила. И первое же предположение попало в точку — дочь беременна. Осталось только выяснить, от кого. Несколько дней женщина разрабатывала план, как осторожно выспросить мужа, не пал ли он жертвой коварной обольстительницы. И, наконец, Галина Станиславовна придумала, что делать.
— Алевтина, у нас закончился сахар. Сходи и купи два килограмма. Вот деньги.
— Хорошо, мама, — Аля взяла мятую купюру и вышла, удивляясь, куда же он делся, если только вчера купили целый мешок?
Девушка не пользовалась лифтом, уже по привычке, выработанной с детства, и не торопясь спустилась по лестнице. Но на улице, как оказалось, шёл дождь. Будь он не таким сильным, Аля не стала бы возвращаться за зонтом, но сплошные потоки с неба, поколебали её уверенность и заставили снова подняться на шестой этаж. И угодить прямо в эпицентр скандала: Алю не заметили — она не проходила дальше коридора, роясь в шкафу.
— Я понимаю, Лев, что мужчина слаб, особенно, когда его соблазняет молодая и привлекательная девушка. Но моя собственная дочь!
— Галюнчик, — лениво отвечал отчим. — Неужели ты думаешь, что я мог соблазниться этой уродкой? Ты свою дочь видела? Да на неё смотреть противно. Не знаю, кто поимел твою девку, но это не я. Ищи виновника в другом месте.
— Это точно не ты? Правда? Лёвушка, скажи, это не ты?
— Ну, разумеется, не я, — снисходительно проговорил тот.
И Аля поняла, что её до сих пор никто и никогда не любил, и любить не будут, что ничего не изменилось: все видят только пятно на лице и больше ничего. И Лев Анатольевич просто воспользовался ею, а когда дело стало дурно пахнуть, мигом забыл обо всём и теперь убеждает жену в своей невиновности. И ведь убедил.
А что делать ей? Вернуться домой? Она не сможет больше выносить придирки матери. Не сможет видеть человека, так обманувшего её. Не сможет сидеть с ним за одним столом, слышать его голос. И… и отчим не оставит её в покое, придумает причину, тысячу причин, заставит избавиться от ребёнка, в этом Аля была точно уверена, и по-прежнему будет использовать доступную и глупую девочку.
— Нет…
Аля повернулась и вышла из квартиры, забыв о том, что собиралась взять зонт, что пошла за сахаром, что у неё нет денег и документов. Ей было всё равно.
Дождь лил, не переставая, в ботинках хлюпало, куртка, джинсы — всё промокло насквозь. Однако Але было не жарко и не холодно: ей было никак. Кусочек счастья, маленькая капелька оказалась украденной, чужой, не её. Это у нормальных девушек случаются встречи, влюблённости, свидания. А на долю таких уродок, как Аля остаётся только короткий перепих и презрительное «подмойся».
Жестокие слова отчима казались справедливыми, он же был нормальным мужчиной, а для них главное в женщине внешность. Аля с ненавистью посмотрела на своё отражение в стекле витрины.
«Уродка, о чём ты вообще думала, когда мечтала о любви?» — прошептала она. По щекам текли струи дождя, смывая солёные слезы, и впервые Аля радовалась тому, что может плакать, не скрываясь.
— Уродина… — шептала она, едва передвигая ноги.
Дорожка свернула к скверу, но Аля не пошла к мокрым скамейкам — сквозь шорох дождя донёсся гудок электровоза, и девушка направилась туда, к мосту через железную дорогу. Зачем? В этот момент она не могла бы назвать причину — просто что-то тянуло её в ту сторону. Она ступила на тротуар вдоль моста и бездумно направилась по нему, касаясь рукой мокрых перил. Уже давно стемнело, мимо изредка проезжали запоздавшие машины, осторожно пробиваясь сквозь потоки воды. Аля не видела, как из пелены дождя вынырнула чёрная машина, осветила лужи острым колким светом фар. Да и что ей до каких-то машин, когда тут обрушился весь мир? И не только он — под ноги попало что-то неудобно-скользкое, и девушка стала падать прямо на дорогу, под колёса огромной фуры. Водитель едва успел среагировать, зацепив Алю самым краем, но в его машину врезался другой, ударился и, развернувшись, влетел в ограждение моста.
Аля закричала от резкой боли и замерла, глядя, как медленно падает огромная фура вниз, на железнодорожные пути, как шипит пробитый радиатор у чёрной машины, как останавливается рядом ещё одна, тоже чёрная, и оттуда выскакивают несколько мужчин. И двинулась к первой, словно её тянуло туда, словно это самое важное, что нужно сделать. Пальцы скользили, открывая ручку дверцы, а в голове звенела тонкая нить…
========== глава 6 ==========
Аля, наконец, справилась с тугой ручкой, распахнула дверку и заглянула в салон автомобиля. На заднем сидении полулежала знакомая незнакомка, как это странно бы не звучало. Это была та самая красавица, что лежала на ложе, наслаждаясь ласками сразу двоих мужчин, та, что стояла у алтаря, принося жертву, та, что наказывала провинившегося, та, что готовилась ступить в другой мир в поисках исчезающей силы. Аля, как заворожённая смотрела на девушку, чувствуя, что чёрные омуты затягивают её куда-то, где у неё нет имени, нет чувств, ничего нет. Родимое пятно вдруг вспыхнуло ослепительной болью, за которой смазалось всё: и испуг, и недоумение, и странное желание не отрывать взгляда от незнакомки.