— О нет. Ты дивная, чудная, особенная. Я так люблю тебя.
Это было правдой. Елизавета в свои семьдесят пять была так живописна, так интересна, так повелительно обаятельна. Вот кого Господь поцеловал при рождении.
Тот вечер Эмма, конечно, не бросилась делить между четырьмя полузнакомыми претендентами. Пролежала, как всегда, на диване в своей большой, отлично обставленной с бабушкиным вкусом и щедростью комнате. В ушах наушники, на полу несколько раскрытых книжек: Эмма никогда не забывала, на каком месте сюжета она прервалась. Пальцы бегают по клавиатуре ноутбука: она участвует в дискуссии о будущем интернета и о роли в этом будущем особо одаренной человеческой индивидуальности. На стене большой монитор, по которому Эмма смотрит только английские сериалы. На столике рядом соки, кофе, соленые сырные крекеры и бабушкины фирменные пирожки из творожного теста с яблоками. Ну нет осиной талии и тонкой фигуры с кожей, плотно натянутой на каркас костей, — так что же делать? Не убиваться же и не голодать. Эмма не приучена к лишениям. Не с такой бабушкой, не с таким безвольным характером.
И никому бы не пришло в голову, что весь этот набор привычных и требующих внимания занятий для Эммы — просто фон. Она сейчас напряженно думает о себе. Зерно, посеянное бабушкой, всходит и крепнет, оно требует логической подпитки. Да, нельзя отвергнуть то, о чем нет представления. Это дилетантский подход. Это неспособность Эммы соединить научный поиск со страхом перепуганной девчонки, бабушкиной внучки с поздним половым развитием. Да, у нее были физиологические проблемы, связанные, как сказали хорошие врачи, со слишком сильными психологическими переживаниями. С созданными для самой себя барьерами. Эмма поставила крест на своей женственности, не осознав ее: просто по внешнему признаку. Прочитав массу книг, она сделала строгий вывод: объект мужского вожделения описан в исчерпывающих деталях. Это героиня — жертва «Коллекционера» и других маньяков. Это, наконец, всемирное обожествление типа, венцом которого стала Мэрилин Монро. Как бы ни злились и ни завидовали другие женщины, — для мужчин неотразимы миниатюрные блондинки. Метр шестьдесят, белокурые длинные волосы, большие томные, светлые глаза, полные, зовущие, созданные для слов любви губы. Любят разных, об этом тоже есть в книгах, а хотят — безнадежно и неутолимо — только таких.
Таким был научный вывод Эммы в теории страсти. Ей было бы стыдно позволить себе влюбиться, стать смешной, сделать смешным другого человека. И ее тело как будто замерло. У нее не наступило половое созревание. Она не чувствовала желания в ситуациях, которые будят чувственность всех подростков. Эротические фильмы, книги, картинки из жизни.
И все же Эмма влюбилась. Это случилось в выпускном классе, когда к ним пришел молодой учитель физики. Константина Сергеевича ученики за глаза называли Костиком, а он всем откровенно предпочитал Эмму. Ему было просто интересно с ней говорить и спорить о физике. А у нее колотилось и болело сердце от его близости. Ничего, конечно, между ними не случилось. Костик, ко всему, очень уважал бабушку Лизу. Эмма закончила школу. А через год встретила Костика на одном из бабушкиных приемов. Просто поговорили, как раньше. А ночью ей стало плохо, бабушка уже собиралась вызвать «Скорую», но оказалось, что у Эммы просто первая менструация. Она проснулась.
Да, теперь она знает, о чем речь. Чисто теоретически. Но эксперимент необходим.
Эмма выбрала день и человека. Именно в таком порядке. День, когда она себе даже немного нравилась, в ясном воздухе ей легко дышалось, она хорошо выспалась и все продумала. Бабушка была в командировке, мама уже год жила у очередного возлюбленного. На работе Эмма подошла к самому симпатичному сотруднику, немного похожему на папу Сашу, который уже устал приглашать ее в кино, и сказала:
— Ты не разлюбил кино, Витя? Мы могли бы посмотреть его у меня. Гораздо приятнее, чем в кинотеатре. У нас всегда есть что-то вкусное в холодильнике. И даже бар.
Обалдевший от неожиданности Витя только кивнул. Эксперимент получился. Эмма поздно вечером нежно поцеловала Витю, сказала:
— Мне было очень хорошо. Ты потрясающий. Но не будем форсировать события. Ты же знаешь: я тугодум.
— Я не знал, что я у тебя первый. — Витя был немного перепуган.
— Все нормально. Я так решила. Не думай об этом. Это тебя ни к чему не обязывает.
Эмма думала всю ночь. Да, она разрушила одну фобию. Витя говорил ей, что она хороша собой. Даже если допустить, что это ритуальная вежливость момента, он реально испытывал желание. Это возможно. И ей было совсем не противно. Как минимум. Сейчас, когда прошла боль, она понимает, в чем суть, как просит удовлетворения организм, освободившийся от диктата мозга. Да, все возможно, но не с этим человеком. Хотя Витя очень милый.