Бедный Жан-Луи… ради меня ты пожертвовал собой.
ШАНТАЖ
Не знаю, как долго я стояла у постели мужа. Я совершенно оцепенела. Мною овладела щемящая печаль. Жан-Луи был так добр ко мне. И чем же я отплатила ему?
Я опустилась на колени и зарылась лицом в простыню. В моем мозгу одна другую сменяли картины из прошлого. Я увидела его мальчишкой, который согласился играть со мной; я увидела его юношей. Мы любили друг друга, поженились, и, казалось, все было хорошо. Но, встретив Жерара, я поняла, что еще не знала страстной и чувственной любви, которой невозможно противиться.
Когда я наконец поднялась с коленей, совсем закоченевшая, то ощутила по свету из окна, что уже около четырех часов утра.
Я тронула руку Жан-Луи. Она закоченела. Блаженная улыбка застыла на его лице.
Мне следовало послать кого-нибудь за Чарльзом, хоть он и не мог уже ничего сделать для Жан-Луи.
Однако я не могла заставить себя пошевелиться. Мне хотелось побыть с Жан-Луи в последний раз. Ах, если бы у меня была какая-нибудь возможность поведать ему о том, какую признательность я испытывала к нему за его доброту. Мне хотелось надеяться, что он никогда не подозревал меня в неверности, но у меня возникло ужасное предположение, что он все-таки о ней догадывался. Я сама знала, что заметно изменилась, когда вернулась после той поездки в Эверсли, беременная ребенком, которого он не мог зачать. А Чарльз? Подозревал ли Жан-Луи, что Чарльз и я не просто друзья?
Ах, Жан-Луи! В одном я уверена: «Если ты и догадывался о чем-то, то у тебя хватало благородства простить меня»
Я сидела у его постели до утра. Затем позвонила в колокольчик. Его звук означал, что мне нужна помощь.
Первой на сигнал тревоги явилась Мадлен Картер. С волосами, заплетенными в две косички и завязанными розовыми бантиками, она выглядела бледнее, чем обычно.
— Мой муж ночью скончался, — сказала я. Мадлен взглянула на Жан-Луи и побледнела еще больше. Закрыв глаза, она шевелила губами, будто молилась.
— Пойду и постараюсь найти кого-нибудь, чтобы вам помогли, — сказала она.
— Наверное, стоит прежде всего позвать доктора, — ответила я.
Мадлен поспешно удалилась, и мой взгляд остановился на бутылке с опием, которую Жан-Луи оставил на столе. Я взяла ее, унесла в гардеробную и спрятала в буфет.
Мне стало намного легче, когда я увидела Чарльза.
Он вбежал в комнату и, задержавшись на миг у двери, подошел к постели. Постоял мгновение, глядя на Жан-Луи. Затем взял его руку, подержал немного в своей и закрыл ему веки.
— Он мертв уже несколько часов, — сказал он.
— Да, — ответила я.
Чарльз близко наклонился к его лицу и потянул носом воздух.
— Чарльз, — сказала я, — он сделал это сам. Он достал бутылку из шкафа.
— Я так и подумал…
— Я держала ключ в секретном ящичке, но он знал об этом. Это нетрудно было вычислить. Ночью он пришел в комнату, нашел ключ и достал бутылку… Накануне он разговаривал со мной и сказал, что это самый лучший выход. Я просила его не говорить так, но, видимо, идея засела в его мозгу.
— А где бутылка?
— Я убрала ее в шкаф.
— Принеси-ка мне ее.
Я принесла ему бутылку, и он посмотрел, сколько в ней лекарства.
— Когда ты получила ее от меня? Два дня назад? О, Боже, такой дозы хватило бы на то, чтобы убить трех человек…
— Чарльз, он этого хотел. Он больше не мог терпеть боли.
— Сепфора, — Чарльз казался очень спокойным, — запомни, об этом никто не должен знать. Нам нельзя допустить разговоров о том, что он принял слишком большую дозу опия…
— Которую дала ему я… Чарльз, ты не думаешь, что это я убила его?
— Конечно, нет. Мне понятно, как это случилось.
— И все же можно сказать, что это сделала я. Он хотел покончить с собой, а я не помешала ему. Разве это не убийство? Мало того, что я неверная жена, я еще и убийца.
— Прошу тебя, замолчи. — Чарльз быстро осмотрелся по сторонам. — Ради Бога, будь осторожна. Может случиться так… Нет, лучше не думай об этом. Жан-Луи мертв. Жизнь превратилась для него в сплошную муку. Он страдал от ужасной боли, и это ослабило его сердце. Он умер от сердечной недостаточности. Этого следовало ожидать.
Мне хотелось, чтобы Чарльз обнял и успокоил меня.
Он печально посмотрел на меня:
— Нам нужно быть осторожными на некоторое время…
Жан-Луи похоронили в Эверсли, в каменном склепе. На похороны пришло много народу. Его любили.
— Бедняга, — говорили селяне, — он так страдал! Но Бог дал ему легкую смерть.
Легкая смерть. Можно было думать и так.
Теперь я почти не видела Чарльза. У меня теперь не было необходимости ездить к нему за снадобьем. Иногда я встречала его в Эндерби, и мы разговаривали урывками. Об интимных свиданиях не могло быть и речи. Казалось, мы утратили вкус к любви.
И все же мы договорились о встрече в лесу.
— Мы обязательно поженимся, — сказал мне Чарльз. — Я всегда хотел этого, но придется ждать не меньше года. И никто не должен знать о том, что было между нами.
Сейчас меня беспокоила Лотти. Она ужасно тосковала по Жан-Луи. Я еще никогда не видела ее такой унылой. Хэтти призналась мне, что она перестала навещать се детей. Я поговорила с Изабеллой, и та сказала:
— Ты знаешь, Лотти нужно чем-то заинтересовать. Почему бы не позволить ей потрудиться в больнице? Чарльз говорит, что у них не хватает работников. Дело-то несложное: застилать постели, разносить еду, ну и все такое. Если хочешь, я поговорю с Чарльзом.
— Пожалуй, это хорошая мысль, — согласилась я.
Вскоре Лотти и мисс Картер начали через день посещать больницу.
Мне показалось, что это пошло Лотти на пользу. Ей понравилась работа в больнице, и она без конца рассказывала мне о молодых мамочках и об их крошках.
Приходили письма из Клаверинга. Моя мать и Сабрина грозились приехать в Эверсли, как только улучшится погода, и приглашали меня побывать у них.
И каждый раз было отдельное письмо для Лотти. Она хватала его и убегала в свою комнату, а когда выходила из нее, глаза ее странно блестели. Она выглядела старше своих лет, но все равно ей было еще рано получать какие бы то ни было письма.
Медленно тянулись дни. Я существовала в каком-то полузабытье. Я заполняла жизнь мелкими заботами, твердя себе, что время все лечит.
«Через год мы с Чарльзом поженимся», — уговаривала я себя. Он правильно сказал, что нам следует попытаться забыть прошлое и начать новую жизнь.
В один дождливый мартовский день я сидела в холле, и неожиданно появилась Лотти вместе с Мадлен Картер. Они вернулись из больницы, сильно промокнув по дороге.
— Ну-ка снимайте с себя мокрую одежду, — сказала я.
— Погоди, мама, успеется, — возразила Лотти.
— Что значит — успеется? — удивилась я.
Мы поднялись вместе в ее комнату, и, пока она стаскивала с себя куртку для верховой езды и юбку, я открыла ящик комода, чтобы найти ей сухое белье.
Она стояла передо мной обнаженная, с золотой цепочкой на шее. Я хорошо знала эту цепочку, это был мой подарок. К цепочке было прикреплено кольцо. Это меня поразило. Кольцо, да еще какое: с большим сапфиром в форме квадрата в обрамлении маленьких бриллиантов.
Я взяла кольцо в руку, чтобы рассмотреть получше.
Лотти слегка покраснела.
— Я помолвлена, мама. Это мое обручальное кольцо, — сказала она.
— Помолвлена? Девочка ты моя, вспомни, сколько тебе лет.
— Мама, я взрослею с каждым днем, и, как только мне исполнится шестнадцать, я выйду замуж.
— Лотти, что ты такое говоришь? Кто подарил тебе это кольцо?
— Красивое, не правда ли? — спросила она. — Мы ездили в Лондон и выбрали его вместе.
— Вместе с кем? — спросила я. — Да кто же он? Она вызывающе посмотрела на меня:
— Ты удивишься.
— Ну, говори же, — сказала я. — Это Дикон.
— Дикон?!
У меня голова пошла кругом.
— Я знала, что ты удивишься. Он велел мне никому не говорить. Поэтому я и ношу это кольцо на цепочке, а не на пальце.