— Не жирно. Значит, Элка мне врала про тебя? — спросил шеф без перехода.
— Не знаю, что она говорила, но я ее вижу только на съемках...
— Ну, сука! Ей хочется доказать, что все хотят ее. Ну, сука!.. А ты не скули, — Ефим Давыдович не любил извиняться, но щедрым быть любил, — я помогу тебе. Кажется, ты этого заслуживаешь!
Мелькнули на экране необычные даже для зрителей тогдашнего Дома кино кадры из «Пепла и алмаза».
Герой фильма умирал на помойке.
Киношный народ повалил из зала, обсуждая непривычное зрелище.
Ефим Давыдович сразу засек ладную фигуру Тамары, а потом уже и Севу, который шел рядом, активно внедряя свое мнение о картине.
— Сева! — окликнул мэтр и продолжил, только когда парочка приблизилась к нему: — Не зря я тебе билет в Дом кино дал. У тебя есть вкус... представь.
— Знакомьтесь, — выдавил от неловкости Сева.
— Тамара Фролова. — Она кивнула.
— Ефим Давыдович. — Мэтр первый протянул мягкую ладонь, небрежно бросив Севе: — А ты не промах, может, это самого Фролова дочь?
— Да. Самого, — за Севу ответила Тамара.
Мэтр излишне горячо потряс ее руку и продолжил непривычным для него лебезящим тоном:
— Передайте папе приветы... И напомните: мы встречались, когда я снимал... В его области... Он очень помогал! Скажите, я позвоню его помощнику...
— Я обязательно передам папе, — глядя мимо режиссера, без удовольствия заверила она.
— Пока, Сева. Сам разработай эпизод у ювелирного...
Это задание ошеломило Севу — ничего подобного ему до того не поручалось.
— Сам? А... как вы...
— Ты можешь сам! — воодушевлял Давыдович, — придумай.
— Я попробую...
Шеф почувствовал неуверенность в ответе Севы и не унимался, давя на самолюбие:
— Как у вас во флоте зовут желторотого матроса?
— Вы запретили выражаться на жаргоне.
— Запомнил! — осклабился Давыдович, — а сейчас — разрешаю.
— Салага, — ответил Сева.
— Вот. Ты ведешь себя, как этот самый салага! — засмеялся Давыдович.
— Извините, нас ждут! — Тамара энергично взяла Севу под руку и, кивнув, увела.
У лестницы к гардеробу встретили Певзнера со спутницей. Сева познакомил.
— А ресторан здесь есть? — поинтересовалась Тамара.
— Есть.
— Пойдемте! — предложила она
Сева и Певзнер переглянулись. Тамара не унималась:
— Пойдемте!
Сева согласился и двинулся к дверям ресторана деревянной походкой приговоренного.
Сели за свободный столик.
Сева раскрыл карту и чем дольше изучал ее, тем больше мрачнел; не говоря ни слова, он протянул ее Тамаре. Та ободряюще улыбалась. Когда карта переместилась в руки спутницы Певзнера, Тамара слегка пригнулась...
Он ощутил ее руку на своем колене.
И краем глаза увидел, что в руке Тамары стопочка солидного достоинства купюр.
Ладонь Севы приняла купюры.
Певзнер, изучая меню, наблюдал за этой молчаливой операцией.
Подошла официантка.
— Решили, что будете?
— Решили! — бодро откликнулся Сева, — обязательно омлет-сюрприз. Четыре раза
Омлет вносили торжественно — поджигался спирт, подрумянивая взбитые сливки. Пламя колеблющимися бликами заполняло зал, где специально гасили общий свет.
Компания Севы завороженно смотрела на догорающий в центре их стола огонь.
После ресторана за Тамарой приехала машина — не зис, но и не «Волга» — зим.
Он проводил ее до машины, поцеловал в щеку, захлопнул дверцу и вернулся к наблюдавшим их расставание Певзнеру и его спутнице.
— Ты, Севка, дурак! Она же на тебя упала — женись быстро! Директор студии тебя тут же запустит с картиной, — не утерпел высказать свои соображения Певзнер.
— Что ты несешь! У меня же нет высшего образования, — отмахнулся Сева.
— А у Ромма — было? А у Александрова? А у Пырьева?
— То были другие времена.
— Времена те же. Представят тебя высокоталантливым...
Сева поморщился:
— Брось травить...
— И никакой ВГИК не потребуется, если нужно — оформят диплом как экстерну, — был уверен Певзнер. — А то будешь лет пятнадцать ходить в ассистентах! Не тяни. Такой шанс выпадает раз в жизни!
Певзнер со спутницей удалился, а он остался на улице вместе со своим неизменным портфелем.
Курский вокзал был палочкой-выручалочкой.
Дизель до Петушков отходил в 12.
Сева забрался на вторую полку, положил в головах портфель, поднял ворот пальто, натянул его на уши и погрузился под стук колес в неспокойный сон.
Пролетел мимо окна вагона серый, а потому заметный в ночи обшарпанный прямоугольник с черными глазницами окон — собственный дом Севы.
Но он этого не видел — спал.
Очнулся он от знакомого голоса:
— Колеса у него в порядке.
— Буди! — подвел черту другой знакомый голос.
— Ну ты, фраер, раздевайся!
Сева открыл глаза и увидел в свете потолочного керосинового фонаря своих знакомых — героев его экзаменационных рассказов — Нового, Бадая и еще одного, незнакомого.
— Новый, это я, Севка...
— Чего ж ты свое Крутое проспал? — от неожиданности Новый откликнулся не сразу.
— Я решил спать до Петушков, а оттуда обратно — спать до Москвы. Мне ночевать негде.
— Подфартило тебе — тут еще зуевские работают. Они бы тебя точно раздели.
— Значит, повезло.
— Выпьешь? — Новый протянул бутылку.
— Ты же говорил, когда делаешь — не пьешь.
— А у нас работа закончилась. В Посаде два угла сделали и сквозанули. Вот думали тебя расковать... Ты Булку знал? — совсем неожиданно спросил Новый.
— Какого Булку?
— Какого? Ты же про него в своем рассказе писал. Он своих подельщиков обокрал.
— А... Почему «знал»?
— Нету больше его. Уработали мы его за сучьи дела. Упал на рельсы между тамбурами... Ну, выпьешь?
— Я лучше посплю.
— Ну, спи, Петушки не проспи... — Новый с подельщиками удалился к тамбуру.
Но после полученной неожиданно информации Севе было не до сна.
Он возбужденно ходил со своим неизменным портфелем.
По ночному пустынному перрону в Петушках.
Загудел подходящий поезд.
— Внутренний монолог, активный внутренний монолог! — звучал голос шефа за кадром. — Вспоминай о хорошем, о своем, личном. Во всех подробностях... Вот так... Хорошо! А теперь — о тревожном... О трагическом!
Героиня Элла, вытирая посуду за столом под яблоней в садике, «активно вспоминала о своем хорошем и плохом» — съемочная камера неслышно по кривой наезжала крупней и крупней.
— Гениально! — шептал Давыдович.
— Порядок, — подтверждал почти беззвучно оператор Вадим, не отрывая глаза от лупы.
— Восхитительно, — просто млел от увиденного Ван Ваныч.
Рука его потянулась к деревянному ящику с аккумулятором и постучала по нему три раза.
Героиня Элла протирала тарелку.
— Стоп, — послышался голос оператора.
Элла застыла на полудвижении.
Давыдович резко развернулся к съемочной камере.
— В чем дело?
— Контакт отошел, — объяснил остановку ассистент оператора.
— Сам отошел? Пошел погулять?! — закричал Ефим Давыдович.
— Не сам, — вступился за своего ассистента оператор, — ваш, — Вадим напирал на слово «ваш», — второй режиссер постучал по аккумулятору, и контакт отошел.
— Зачем вы стучали по аккумулятору? — теперь уже злобно цедил шеф.
— Чтобы не сглазить дубль... из суеверных соображений. — Ван Ваныч затряс головой.
— Идиот!! — взревел Давыдович.
Элла грохнула тарелку о стол и убежала в кусты, изображая рыдания, шеф устремился за ней.
Оператор Вадим спокойно достал из портфеля термос и принялся за «перекусон».
Его ассистенты прозванивали кабель.