У жителей Ирама была одна странность, которую я начал замечать совсем недавно: их взгляд оставался тусклым и ничего не выражающим до тех пор, пока речь не заходила о деньгах. И не важно, о чем они говорили — о художественных достоинствах нового сеннаарского блокбастера, убранстве асгардских дворцов, вкусе тортугского рома или летных качествах бойцовских драконов — все и всегда сводилось к деньгам. К стоимости, цене, бюджету, арендной плате, подоходному налогу и чистой прибыли.
Братья Хастуриды не были исключением. С одобрения Юсуфа, они подписали со мной разовый контракт на перевозку товара через пустыню Руб-эль-Кхали, после чего перевели на мой счет двадцать тысяч дирхемов для закупки верблюдов, продовольствия, воды и рабов. Из них десять тысяч я тут же потратил на страховой полис с суммой покрытия в полмиллиона дирхемов, которые будут выплачены торговому дому «Хастур и сыновья» в случае гибели каравана. После этого Халид и Малик утратили всякий интерес к беседе. Мне выписали доверенность и накладную на получение со склада сотни зенитно-ракетных комплексов «Стингер», пожелали удачи и выставили за дверь, на солнцепек, где бурлило и клокотало людское море ирамского Базара.
Верблюдов Фуад держал в огороженном загоне по левую руку от своего шатра, а драконов — в крытом сеткой вольере прямо у входа.
— Вы только посмотрите на этого красавца! — вкрадчиво прошептал Фуад, придерживая меня за локоть. — Из личного улья далай-ламы Шангри-Ла! Четыре метра в холке, а размах крыльев…
Дракон был золотистый, с зелеными кошачьими глазами и муаровыми узорами на чешуе.
— Мне нужны верблюды, — сказал я.
Фуад разочарованно зацокал языком.
— У меня давно никто не берет верблюдов… С тех пор как Дети Самума — пусть кутрубы вырвут их гнилые сердца, а гули обглодают кости! — начали грабить караваны в пустыне, я не продал ни одного верблюда! И тут такой уважаемый человек, как вы, Раххаль ат-Танджи, отказывается от дракона императорской породы…
Я подошел к верблюжьему загону и облокотился на забор. Ближайший верблюд лежал на песке и тупо перемалывал челюстями свой вчерашний обед.
— Пятьдесят верблюдов. Дромадеры. Не старше трех лет. Пищу, воду и упряжи. Десять погонщиков. Рабов, желательно из Астлана. Охраны не надо. Оплата в дирхемах.
Фуад нахмурился. Невысокий, коренастый, с выдубленной на солнце кожей и изрезанным морщинами лицом, седыми усами и мохнатыми гусеницами бровей, Фуад был разительно непохож на обычных ирамских торгашей и уже одним этим был мне симпатичен. А если еще и учесть, что в молодости он повидал даже больше миров, чем я…
— Не обижайся, Фуад, — сказал я и хлопнул его по плечу. — Я обязательно куплю у тебя дракона. Но в другой раз. Сегодня мне нужны верблюды…
— Покупатель всегда прав, — развел руками Фуад. — Хотя сдается мне, что вы повторяете мою давнюю ошибку, уважаемый Раххаль… Пойдемте в мой шатер и подпишем бумаги. А вечером приходите ко мне в гости, я угощу вас пахлавой и попытаюсь отговорить от задуманного.
Когда мы проходили мимо вольера, золотистый дракон поднял свою большую красивую голову и посмотрел на меня долгим испытующим взглядом.
Далеко не у всех вольных торговцев Ирама были офисы с кондиционерами, как у дома «Хастур и сыновья», и только единицы, вроде Фуада, могли похвастаться обширными загонами для зверей на окраине Базара; большинство торгашей ставили свои палатки где придется, и особо престижным считалось место у подножия одной из тысячи колонн. И хотя колонны эти были столь велики, что у основания каждой могло разместиться до сотни торговых шатров, все пространство между колоннами было заполнено лотками и развалами, где покупали и продавали, воровали и обманывали, заключали сделки на миллион и прокручивали аферы на миллиард, ссорились и дрались, ударяли по рукам и отмечали удачные контракты, кричали и торговались, сплетничали и рассказывали анекдоты, просили милостыню и срезали кошельки, обводили вокруг пальца и попадали впросак, обвешивали и обсчитывали, гадали и наводили порчу, удовлетворяли половые потребности, ели, пили, спали и справляли нужду не отходя от лотка — другими словами, вели коммерческую деятельность более пяти миллионов человек.
Из всей этой многоликой и алчной толпы в данный момент мне нужна была только одна женщина, известная на Базаре как ведьма Лайла.