Мало того, что я волновалась, так еще и эти поспешные сборы и предстоящий разговор заставили основательно дрожать мои колени и руки.
Мы едва-едва успели привести меня в должный вид, как за окном мелькнул синий с красным мундир. Ну теперь и сердце затрепетало! Полный набор рафинированной влюблённой барышни.
Обоз немного замедлил ход, а потом совсем остановился. Я открыла дверь дормеза.
Граф сидел на своём гарцующем коне и являл для меня романтичнейшую из картин. Одной рукой он держал за поводья небольшую лошадку для меня. Они и дамское седло для меня нашли! Кстати, как на нём держаться я понятия не имела. Мне казалось, что при первом же шаге лошади с соскользну с него.
- Мадемуазель Мадлен, - хотя граф и приветствовал меня своей обычной улыбкой, мне показалось, что он тоже напряжен.
- Здравствуйте, Михаил Владимирович! Спасибо, что взяли на себя труд развлечь меня.
Вокруг нас были люди, поэтому мы держались немного чопорно. Граф легко подхватил меня, взяв двумя руками за талию и пересадил сразу с подножки дормеза в седло. Как я и предполагала, было ужасно скользко. И, хотя, сиденье имело мягкое сиденье и спинку, я не чувствовала равновесия, упираясь двумя ногами на одну ступеньку.
Ладно, авось пронесёт, подумала я с интонацией Архипа и мы тронулись с Апраксиным в сторону берёзовой рощи через поле.
Он молчал, придерживая своего коня, чтобы мы с ним ехали вровень.
Заговорили мы, для пущей неловкости момента, одновременно.
- Михаил Владимирович…
- Мадлен...
Дальше было непонятно, кому из нас продолжать. Затем он, всё-таки, решив, что более смущать меня было бы просто невежливо, повторил:
- Мадлен...Я понимаю, что должен сейчас либо сделать вам предложение так, чтобы вы приняли его безо всяких жертв с вашей стороны. Либо…- тут он сделал паузу, достаточно долгую, чтобы я успела несколько раз умереть и воскреснуть в душе. Совершенно потерять голову мне мешала моя неудобная посадка в этом чертовом дамском сидении. Мне казалось, что я еду на верблюде, что, к счастью, случалось только раз в моей жизни, причем очень давно - несколько веков вперёд.
- Мадлен, я вижу в вас свою будущую жену, мать моих детей...
Тут я невольно вспомнила пламенную речь баронета, и, совершенно неуместно рассмеялась нервным смехом, тут же закрыв себе рот рукой.
Однако, сиденье подо мной сделало плавное движение и я покачнулась.
Граф, видимо, тоже нервничал, потому что даже не заметил, как я чуть не навернулась под копыта лошади.
- Моя дорогая, я был бы счастлив, если бы мог представить, как возможно это совместить - роль жены и матери, хозяйки нашего с вами дома и вашу деловую деятельность. Наверное, я должен перед вами извиниться, что внёс смуту в ваши планы свои порывом. Простите меня...
Всё понятно. Продолжать ни поездку, ни разговор больше не было смысла. Совершенно ожидаемо в моих глазах вскипели слёзы. Невыносимо было думать, что Михаил увидит их сейчас. Поэтому я резко натянула поводья и попыталась развернуть лошадь обратно к обозу. Пока я маневрировала ею, довольно грубо от неумения и неопытности, лошадь подо мной задёргалась, встала на дыбы и рванула с места.
Падая, я только успела услышать отчаянный крик графа:
- Мадлен!!!
После чего мир погрузился в темноту.
57
Обоз стоял. Это я поняла, сразу же, как очнулась в дормезе.
Отвратительно пахло нюхательными солями, бледная Софи нервно куталась в шаль, а флакончик с чем-то мерзко-вонючим под нос мне пихала какая-то простецки одетая женщина.
— Ну во-от, и очнулась ваша барышня — напевным вологодским говорком отметила она.
Я, на мгновение, почувствовала себя героем фантастического фильма. Откуда здесь, на границе между Мариенбургом и Кенигсбергом, можно было бы услышать этот дивный вологодский прононс?! Я попыталась сесть.
— Лежите, барышня, лежите, что ж вы так, неаккуратно-то, милая?
— Что с мадемуазель сломато? — старательно произнося русские слова заговорила Софи.
Я даже засмеялась безумному построению фразы:
— Софи, у меня ничего не сломано, уверяю тебя. Я ударилась не так и сильно — рядом был хороший удобный сугроб, упала я плашмя, вот и вышибло дух, как говорят в России.
Однако, когда я села, голова, все же, закружилась. Я помнила, как я падала, вспомнила тяжелый шлепок всем телом об слежавшийся снег и померкший в глазах свет. Но, на удивление, чувствовала я себя почти нормально. Особенно — когда лежала.