— … тетушка благоволила мне, и понимала, что именно мне она должна открыть дорогу, именно мне положено выйти замуж и продолжить наш род, - щебетала Бернардет, речь которой я застала с середины.
Перед ней в гостиной на диване сидел тощий, как спичка мужчина лет пятидесяти, и, если бы не его залысины, которые хорошо были видны с лестницы, я подумала бы, что ему лет двадцать - уж больно он был подвижен и активен, даже когда сидел. Его длинные руки и ноги, походили на конечности кузнечика, и я чуть не засмеялась, представив, что каждый его поворот мог бы издавать стрекочущий звук.
— А вот и Мадлен, - немного растерянно произнесла Бернардет, увидев меня, но ей точно не было стыдно за свою речь. Я уже поняла, что такое положение дел она считает правильным.
Нотариус быстро, по-кузнечиковски, подскочил с дивана, на котором восседал все это время, и на смешно подгибающихся коленях начал пружинить в мою сторону, что чуть не вызвало с моей стороны взрыв смеха. Но "сестра" явно истолковала мое настроение совершенно иначе: принялась всматриваться в мое лицо, немного засуетилась, начала потирать запястья. Она явно не предполагала, что я умею улыбаться.
— Мадемуазель, я Андре Лювиль – нотариус, у которого хранится завещание вашей тетушки. Примите мои искренние соболезнования в связи с вашей утратой. Вы многое перенесли, - он опустил глаза в деланной грусти, но было понятно, что ему плевать на все, что творится здесь, и он скорее хочет озвучить документ, получить причитающееся ему и отправиться из этого дома. - Рад, что ваше здоровье больше не вызывает опасений, и мы, наконец, можем…
— Благодарю за сочувствие, месье. Давайте начнем. Что для этого нужно? – перебила его я слишком уверенным для привычной всем Мадлен голосом. Прошла и села в кресло рядом со своей «милейшей» родственницей.
Пусть. Пусть все думают, что именно смерть тетки повлияла на меня таким образом! И пусть поймут, что "кататься" на себе я больше не позволю.
— Мы уже пригласили слуг и управляющего. Ждали только тебя! – прошипела Бернардет, продолжая рассматривать меня с интересом и легким недоумением.
Она отвлеклась лишь тогда, когда в гостиную прошмыгнули слуги и встали за спиной своей хозяйки, понимая уже – кто здесь будет музыку заказывать. Одна из них принесла чай для нее и месье «кузнечика», совершенно не придавая значения тому, что здесь нас трое. Ну да и ладно, и на нашей улице перевернется грузовик с пряниками.
— Сегодня, 20 дженуария, 1770 года, мы собрались здесь, в поместье мадам Марион Николя де Готье, чтобы зачитать завещание, составленное ею в моем присутствии и заверенное двумя внушающими доверие свидетелями и лично мною - Андре Лювилем, - он чуть засмущался, произнося свое имя. Видимо, мужчине нравилась частица своей власти, и он ею отчаянно любовался. – Андре Лювилем, нотариусом, - прочел он еще раз в документе, словно и так не знал своего имени.
Он остановился, отпил из чашки чаю, и сделал слугам знак, что можно снова её наполнить. Далее, он решил встать, и продолжил, зачитывать стоя:
— Своей волей мадам Марион завещала каждому из слуг по восемь монет серебром, в случае, если они еще три месяца проработают без каких-либо претензий от мадемуазель Бернардет, - нотариус обвел взглядом слуг, и с важным видом сделал упор на то, что эти монеты они получат лишь с условием. Слуги за моей спиной глубоко вздохнули, и он продолжил: — Особняк, сад вокруг него, счет на шестьсот золотых луидоров, а также конюшню с тремя лошадьми мадам передает своей племяннице – мадемуазель Бернардет…
— Ну, это естественно, ведь тетушка понимала, что я буду отличной хозяйкой, понимала, что только я смогу достойно владеть её домом и её деньгами, - перебила нотариуса Бернардет, и встала, сжимая ладони, то и дело оглядываясь на слуг и месье Лювиля - видимо, таким образом она искала в их лицах поддержку, подтверждение своей правоты. – Продолжайте, месье, продолжайте, ведь там есть что-то, что касается моей сестры, - с наигранной жалостью она посмотрела на меня, но увидела на моем лице только улыбку.
Пожалуй, это её несколько удивило, но еще не насторожило.
— Итак, мадемуазель, - обратился месье Лювиль к Бернардет, – пятьсот монет из тех, что передает вам тетушка, являются вашим приданым, и чуть позже, я объявлю вам, кто будет вашим мужем, так как мадам Марион позаботилась и об этой части вашей жизни, - серьезно посмотрев на мою сестрицу, продолжил нотариус. – Что касается Мадлен, вашей сестры и племянницы мадам Марион, то она имеет право жить в доме привратника, покинув особняк в тот же час, когда будет озвучено завещание. Еще она получает пятьдесят луидоров, свои платья и обувь, шаль и плащ, дарованные ей ранее мадам…