- Сколько лошадей на нее понадобится? – с неким страхом поинтересовалась я, и Архип с готовностью ответил:
- Шесть. Но вы мне потом спасибо скажете, ведь удобство для барышень – первое дело. За лошадок не переживайте, купите корм в дорогу, если на постоялом дворе покормить их не получится – своим попотчуете.
- Может быть и такое? – удивилась я. – Что на постоялых дворах, лошадей накормить нечем?
- Всякое может приключиться, - вздохнул Архип. – В обозе много лошадей, да и не одни мы можем там оказаться. Корм обязательно нужен, хотя бы на первое время. Вот такие дела барышня.
Он снова смущенно улыбнулся, а я подумала, что сидевший передо мной мужчина – прост, приятен и надежен, а его смущение, говорило о душевности.
- Неужели это все? – я ожидала целый список, но Архип покачал головой:
- Нет, не все. И для себя провизией запаситесь, тоже пригодится. Весь ваш скарб на дормезе уместится, а уж тяжелые вещи, в обозе поедут. Вот теперь – все.
Аромат выпечки приятно защекотал ноздри, и я вспомнила, что голодна. Софи уже разлила чай, и его терпкий запах поплыл по комнате.
- Угощайся, - я придвинула к мужчине блюдо с булочками, но Архип обошелся одним чаем, осторожно сжимая в больших руках хрупкую чашку. Ему было немного неловко в нашей компании, но держался он молодцом.
- Что ж, пойду я, - он поднялся, и с достоинством поклонившись, мягко сказал: - Не переживайте барышня, довезем вас в целости. Не в первый раз путешествуем.
- Благодарю тебя, - я улыбнулась ему и протянула руку. – Я рада нашему знакомству.
- Ну что вы, барышня… - Архип пожал её с медвежьей неуклюжестью и еще раз поклонившись, ушел.
- Я жду подробностей! – Софи с нетерпеливым любопытством, воззрилась на меня.
Пересказав ей наш с ним разговор, я порылась в ящике бюро, и найдя карту, разложила её на столике, отодвинув булки в сторону.
- Посмотри! Вот путь, который мы проделаем, Софи! – воскликнула я и проведя пальцем по карте, прочла: - Париж - Лион, Женева - Лозанна, Берн- Баден, Цюрих - Базель, Франкфурт - Лейпциг, Дрезден - Берлин - Данциг, Мариенбург- Кенигсберг, Рига и наконец – Петербург!
- Мы проедем все эти города? – Софи побледнела, а я радовалась как ребенок, желая стать птицей и пролететь это расстояние за один миг.
- Нет, они останутся в стороне, но стоит лишь представить, что мы оставим позади пол Европы – мурашки бегут по коже! – меня совершенно не тревожило предстоящее путешествие. – Представляешь, сколько всего мы увидим!
- Вы такая смелая, мадмуазель, - бедняжка восхищенно и испуганно наблюдала за мной. – А меня страшат такие расстояния!
- Ничего не бойся, нас ждут новые люди, новые места и море впечатлений! – я схватила её за плечи и обняла в порыве безудержной радости. – Софи! Нас ждет новая жизнь!
Этой ночью мне снились сны, в которых я была в России. Даже запахи стали явственными, будоража мою и без того трепыхавшуюся в предвкушении душу. И самым первым, самым ярким, был запах снега. Не того, который иногда сыпал здесь, превращаясь в грязную кашу, а настоящего, «вкусного», с ароматом звезд и хвойной лапы. По которому хотелось бежать, слушая уютный скрип и брать в руки, ощущая холод небес.
Проснулась я с замечательным настроением и долго смаковала послевкусие своего сна, весело болтая ногой под столом. Софи смотрела на меня и улыбалась – я заразила её своими восторгами и глаза моей подруги тоже начинали загораться огнями надежд.
Бобровский так и не появился. Но меня это не особо заботило – он был мне неприятен. В последнее время я стала удивительно четко определять людей, стоило мне взглянуть на кого-то, как мозг подавал сигнал – держись от него подальше. Вот и барон вызывал во мне противоречивые чувства. Такой тип мужчин был мне противен.
К обеду я решила съездить в ателье, чтобы проверить, как идет работа над нарядами императрицы. Хоть работа и шла к завершению, но мне хотелось убедиться, что все идеально. Я оделась и, предупредив Софи, что не задержусь, вышла из дома.
Погода стояла великолепная, светило солнышко и белые, кучерявые облачка плыли по лазурному небу. Свежий ветерок приятно обдувал лицо и я с интересом смотрела в окно экипажа, отмечая, что даже улицы казались светлее и чище, обласканные ласковыми лучами. Что-то кричал со своей будки молочник, ему в ответ огрызался пекарь, вывалившись по пояс из окна, а лысый цирюльник чистил свои инструменты, разложив их на деревянном столе. Все было так привычно и предсказуемо, что я непроизвольно зевнула.