Русские солдаты должны отмстить злодеям, истребляющим Православную веру их, и Бог будет им помощником». В тогдашних обстоятельствах приказ этот вполне достиг цели, а между тем отбитые у Себастиани бумаги и показания пленных, впоследствии хотя и оказавшиеся неосновательными, еще более убеждали Барклая в необходимости остановить наступление.
«Имея против себя неприятеля искусного, хитрого и умеющего пользоваться всеми случаями, – доносил Барклай государю, – я в необходимости наблюдать строжайшие правила осторожности, тем более что главнейший наш предмет есть выиграние нужного времени, в течение которого ополчения и приготовления внутри империи могли бы быть приведены в устройство». Это донесение было писано из Приказ-Выдры.
На другой день, 28 июня, когда 1-я армия, продолжая свое движение вправо, прибыла к деревне Мощинки, Барклай де Толли писал императору Александру: «Из моего нового расположения я могу с превосходными силами напасть на левый неприятельский фланг, открыть коммуникацию с Вышней Двиной и обеспечить левое крыло графа Витгенштейна, и обе армии будут находиться в одном марше одна от другой; дорога в Москву и все пространство между источниками Двины и Днепра ими прикрывается. Такое положение имеет несомненные выгоды и дает полную свободу действовать с успехом по обстоятельствам».
Князь Багратион не соглашался с Барклаем насчет опасности, предстоявшей от Поречья. Он писал ему о необходимости продолжать марш на Рудню, утверждая, что Наполеон будет непременно обходить левый наш фланг, а не правый, и поведет нападение на Красный. Барклай де Толли, настаивая на своем мнении, расположил 1-ю армию на Поречской дороге, а Багратион, по недостатку воды в Приказ-Выдре, и желая воспрепятствовать Наполеону движением от Красного отрезать нам Московскую дорогу, повел свои войска обратно к Смоленску.
Простояв три дня на Поречской дороге и убедившись, что опасения с той стороны были напрасны, главнокомандующий 1-й армией решился, 1 августа, возобновить прежнее свое движение к Рудне и в следующий день поставил армию при Волоковой и Гавриках, по дороге, ведущей из Смоленска в Рудню. Платов стал впереди армии, в Инкове, а князь Багратион, по приглашению Барклая, опять оставил Смоленск и выступил на Катань и Надву.
Находя позицию при Волоковой выгодной для принятия сражения, Барклай желал, чтобы неприятель атаковал его в ней, и даже ожидал этого, полагая, что Наполеон захочет дать битву в день своего рождения, 3 августа, как известия о переправе французов через Днепр, о занятии ими Красного, после боя, славно выдержанного Неверовским, и об опасности, угрожающей Смоленску, снова изменили расположение наших армий.
Опасаясь, как предвидел Багратион, быть обойденным слева, Барклай предложил главнокомандующему 2-й армией поспешать к Смоленску и в тот же день выступил сам, когда вполне убедился, что туда направилась не часть войск, как сначала думал, а вся армия Наполеона.
Стойкость Неверовского и распорядительность, оказанная генерал-лейтенантом Раевским, который, начальствуя корпусом во 2-й армии, имел приказание выступить днем позже Багратиона к Надве, остановили неприятельское движение и дали обеим нашим армиям время прийти к Смоленску прежде Наполеона. Князь Багратион прибыл туда 4 августа, за два часа до полудня, и, увидев, что Раевский атакован уже в самом городе, послал на подкрепление ему 2-ю гренадерскую дивизию, а вечером подоспел и Барклай де Толли.
С высокой покатости, по которой шли войска обеих армий, видны им были все движения неприятеля, обращенные против Смоленска, равно и оборона Раевского. Как ни утомлены были люди усиленным, с лишком тридцативерстным, переходом, но никто не думал об усталости и отдохновении, желая скорее поспеть к бою, на который было устремлено общее внимание.
Обе наши армии сосредоточились на высотах правого берега Днепра, между тем как французы расположились на высотах левого. Все предвещало битву, и битву кровопролитную; но, прежде, нежели перейдем к ней, обратимся еще к предшествовавшим ей движениям наших войск, начавшимся 25 июля.
«Движение к Рудне, с таким искусством соображенное, – говорит Бутурлин, – могло бы иметь самые блистательные последствия, если бы было произведено с быстротою, но генерал Барклай де Толли, напротив того, действовал с нерешительностью, которая доставила неприятелю средство не только отвратить удар, ему угрожавший, но даже и самую Российскую армию привести в гибельное положение, предупредив ее под Смоленском. Одно только храброе сопротивление генерал-лейтенанта Раевского в сражении 4 августа спасло русских, которые, занимаясь переходами взад и вперед, легко могли потерять сообщение свое с Москвою».