«Попытка прорвать центр неприятельского расположения, – читаем в «Воспоминаниях о 1812 годе» принца Евгения Вюртембергского, одного из деятельнейших участников той войны, была скоро оставлена, потому что, при тогдашнем положении дел, она не обещала никаких решительных последствий, даже в том случае, если бы и увенчалась значительными частными успехами.
Превосходство сил и военного гения Наполеона не позволяло слабейшей стороне отважиться ни на один шаг, последствия которого могли бы быть неудовлетворительны. Все эти соображения служили главной причиной, что упомянутое предприятие нашло множество порицателей; тем более что оно, подобно маневру Беннигсена в Восточной Пруссии против Морунгена, в 1807 году, открывало наши фланги и угрожало снова отбросить нас с того направления, которое мы едва успели выиграть».
Справедливость этого мнения обнаружилась на самом деле. Сначала и сам Барклай разделял его; но, с другой стороны, в данных ему инструкциях предписывалось не упускать из вида ни одного выгодного случая к поражению неприятеля, и чрез то самое приводить его в заблуждение, касательно истинных наших целей. Вот, что положило конец его колебанию и побудило к наступательному действию.
Как простая демонстрация, это движение было соответственно; но как действительное наступление (а в этом-то виде и входило оно в соображение Багратиона и Толя) оно могло повлечь за собой величайшую опасность». Не вовлекаясь в дальнейшие суждения о повторенных движениях наших армий к Рудне, считаем необходимым сказать, что они положили начало разногласию между обоими главнокомандующими, с каждым днем более и более возраставшему и продолжавшемуся до самого того времени, когда оба они, вскоре после Бородинской битвы, почти в одно время сошли: Багратион – в могилу, Барклай де Толли – с поприща главнокомандующего.
Заключая из сосредоточения неприятельских сил под Смоленском, что истинной целью Наполеона было предупредить наши армии в окрестностях Дорогобужа, дабы овладеть путем в Москву, Барклай де Толли просил князя Багратиона отступить по направлению к Дорогобужу, оставив у Смоленска, на Московской дороге, впереди речки Колодни, авангард под начальством генерал-лейтенанта князя Горчакова, а сам, для прикрытия этого движения, расположил свою армию, за исключением корпуса Дохтурова, подле Смоленска, на правом берегу Днепра; Дохтурову же, усиленному дивизией Коновницына из 1-й, и дивизией Неверовского из 2-й армии, велено было занять Смоленск и его предместья.
В таком расположении наших войск Барклай принял на себя оборону Смоленска, а князь Багратион попечение о безопасности Московской дороги. Первая армия стала за Петербургским предместьем, тылом к Поречью, фронтом к Смоленску, имея этот город впереди себя, как бы предмостное укрепление.
Лучшими, из изданных по настоящее время, источниками для описания обороны Смоленска суть сочинения Бутурлина и Данилевского и «Воспоминания о 1812 годе» принца Евгения Вюртембергского. Мы предпочли следовать последним, как более сообразным с объемом излагаемого здесь жизнеописания. «Невыгоды позиции Дохтурова были очевидны с первого взгляда; – говорит его высочество. – Войска его, занимавшие предместья, на левом берегу Днепра, как бы исчезали посреди охватывавших их необозримых полчищ неприятеля.
Расположение русских войск определялось предместьями, за которыми находилась каменная городская стена, имевшая, в иных местах, до 16 футов толщины, что, в случае отступления, представляло чрезвычайные неудобства. В самом городе не успели сделать никаких распоряжений к размещению артиллерии, и только весьма малое число орудий было отряжено в занятые пехотой предместья.
Род покрытого пути перед городскими воротами также не был занят, и на это не было обращено должного внимания. Вообще, при расположении наших войск, угрожаемых с левого крыла и в главных сообщениях, нельзя было рассчитывать на продолжительное сопротивление. Это очень хорошо чувствовал и сам Барклай. В 8 часов утра (5 августа) на различных пунктах завязались отдельные сражения: русские держались впереди предместий; Наполеон, прежде решительного наступления, хотел, казалось, выведать их намерения.
Только в 2 часа пополудни тронулись его колонны. С левого его фланга Ней пошел на приступ так называемой цитадели (Королевский бастион), которой слабейшая, одним палисадом защищенная часть, по-видимому, была ему неизвестна. Одна из его дивизий была отброшена с уроном, но зато другие две прорвались через Краснинское предместье, до покрытого пути перед городской стеною. Правее, Даву, атаковавший тремя дивизиями Мстиславльское и Рославльское предместья, встретил сильное сопротивление в дивизий Капцевича, но одолел ее, по двухчасовом, кровопролитном бое.